- А я как увидел телеги и лошадей, так и сказал себе: значит, мы пока еще очень бедные, раз не отказались от гужевого транспорта - ораторствовал пожилой пехотинец, скорее всего - вчерашний крестьянин. - А на деле все вышло иначе. Есть у нас и реактивные!
- А я другому удивляюсь, - подкручивал усы его сосед. - Действительно, есть у нас реактивные - ну и [103] что ж? Но вот как такое могло статься: болгарин, который всю свою жизнь управлял только телегами да воловьими повозками, как он смог вдруг оседлать эти диковинные самолеты? Вот этого никак не пойму! Когда же их сюда доставили? И когда мы научились на них летать? Выходит, что мы, болгары, умные люди!
- Смотрите! Смотрите!
Все с восхищением и удивлением следили за ходом учений: и мобилизованные из запаса, и офицеры, и даже члены правительства, наблюдавшие за маневрами со специально оборудованной вышки.
- Товарищ полковник, вас вызывают к телефону!
Ну, нашли время звонить! Кому-то, вероятно, делать нечего, вот и решил помешать мне наблюдать за воздушным боем, когда за минуту до этого в него вступила группа Стефана Ангелова. Я смотрел и радовался. Меня переполняли самые нежные чувства к другу. Я просто сожалел, что не имею возможности высказать ему это лично. Что-то красивое и мужественное было в атаке, которую вел Стефан. Его эскадрилья, несмотря на бешеную скорость, действовала, как единый организм, который расчетливо распределял свои силы и удары. Успех группового воздушного боя поистине во многом зависит от командира!
Мне сказали, что звонят с командного пункта «восточных», Я взял трубку. Со мной заговорил один из заместителей министра народной обороны.
- Алло, алло! - гулко звучал его голос. - Слышите меня? Кто сейчас в воздухе?
- Ангелов, товарищ генерал! А в чем дело?
- Если бы вы находились здесь, то не спрашивали бы!
- Не понимаю вас, товарищ генерал! - недоумевал я. - Что случилось?
- Ничего особенного. Просто так спрашиваем. Это не похоже на маневры, это уже настоящий воздушный бой!
- Товарищ генерал, майор Ангелов летает отлично. В чем же дело? - позволил я себе переспросить.
- А в том, что здесь все в восторге. Хотят знать фамилию командира группы.
Вечером, когда бой затих, я не выдержал и связался с Ангеловым. [104]
- Эй ты, сорвиголова, сегодня все лавры достались тебе. Ну как там у тебя?
- Да что может случиться? Мои летчики готовы хоть спать в самолетах. Даже силой не могу их оттуда вытащить. Все убеждены, что снова будет бой.
- А в остальном?
- А в остальном все по-старому: те, кого не включили в полеты, просто бесятся.
- Смотри, как бы они тебя не искусали! - засмеялся я.
- Положительно, надо иметь нечеловеческие нервы, чтобы выдержать такое. Ты бы видел, какие они насупленные и сердитые!
- Держись и не вздумай капитулировать, а то придется тебя наказывать.
«Восточные» оборонялись упорно, «западные» наступали с остервенением и все никак не могли прорвать фронта. Во время разбора, который вскоре состоялся, руководство отметило, что маневры протекали не так, как это предусматривалось предварительным планом. И этот факт командование оценило положительно. Масса людей в шинелях и мундирах внесла свои поправки. «Западным» нужно было прорвать оборонительные системы «восточных» и глубоко вклиниться в их тылы, а это как раз им и не удалось сделать. Высокую оценку получили действия «мигов», которые сорвали все планы «западных». Но бои пока продолжались, и до разбора еще было далеко. А может быть, поворот в событиях наступит в последний момент? Мы с нетерпением ждали высадки воздушного десанта «западных».
Пока продолжались маневры, на аэродроме в М. разыгралась такая сценка. Летчики сажали свои самолеты на бетонированную взлетную полосу и быстро готовили их к повторному полету. Техники сразу же окружали их, чтобы лично из уст летчиков услышать, как прошел предыдущий «бой». И те рассказывали, как смешно и беззащитно выглядели и «яки» в небе, и пехота на земле. На пехотинцев не производили впечатления ни артиллерийский огонь, ни танки, но как только показывались в воздухе самолеты, они, словно парализованные, становились не способными на какие-то действия.
Калудов шагал по рулежной дорожке, окруженный толпой слушателей, жестикулировал и, опьяненный всем [105] пережитым, взахлеб рассказывал о воздушном «бое». Он умел разжигать в людях любопытство, но в тот раз даже не подозревал, что подобные разговоры только подливают масла в огонь. Из всех летчиков наиболее болезненно реагировал лейтенант Игнатов. Он размахивал рукой и говорил громко, чтобы все его слышали:
- Выходит, что одни могут вести бой, а другие, видите ли, не дозрели!
- Ну хватит, хватит, ведь это не последние маневры. Довольно тебе ворчать, - успокаивал его Драганов.
- Да, это не последние, но ведь вы не знаете, что делается в моей душе! Чего стоит летчик, которому не доверяют? Из него ровным счетом ничего не получится.
- Игнатов, мы не знали, что ты настолько честолюбив, - вмешались другие летчики. - Все проглотили горькую пилюлю и примирились, а ты все об одном твердишь.
- Честолюбив? - поморщился тот.-Пусть будет так. А почему не скажете другое: Игнатов не трус!
Уже три дня товарищи слышали от него одну и ту же песню. Другие летчики, которых тоже не допустили к участию в маневрах, примирились с этим, а он оказался неутомимым, ходил то к одному, то к другому, то к третьему, настаивал, чтобы ему разрешили вылет. Ему отказывали, но Игнатов не отчаивался. В конце концов он добился своего. Первым сдался заместитель командира по политчасти капитан Венчев. Но он лично не имел права дать разрешение и начал обрабатывать командира полка. Венчев провел с ним целую беседу: мол, маневры являются не только маневрами, они должны показать высокое боевое мастерство личного состава.
- Вот видите, они продемонстрировали уже высокую политическую сознательность людей. Случай с Игнатовым весьма характерен. Почему бы нам не пойти на небольшой компромисс? - настаивал Венчев.
- Хорошо, пусть летит, - разрешил командир части.
А в районе занятий командный пункт уже сворачивался. Мы вскочили в газик и направились в О., где сосредоточивались войска, танки и артиллерия. «Западные» в тот день должны были продемонстрировать взятие города, и именно поэтому «восточные» спешили сконцентрировать свои силы. Шофер гнал машину по неровной и петляющей дороге. Мы хотели вовремя добраться [106] к окраине города, чтобы занять удобное место и оттуда наблюдать за одним из интереснейших моментов маневров. Но «битва» за О. разгорелась еще до нашего прибытия. Машине пришлось свернуть с дороги и ехать через поля и луга. Как только мы прибыли на наблюдательный пункт, перед нашими глазами раскинулся весь район, где развернулось «сражение». На О. наступали танки и пехота. Мощные взрывы сотрясали землю. «Западные» бросили сюда все свои силы, чтобы сломить оборону. Штурмовики засыпали бомбами позиции «восточных», а транспортные самолеты уже высадили в нескольких местах десантников.
- Ты ничего не слышишь? - обратился ко мне командующий войсками. - Это не твои «миги»?
- В самом деле, слышу шум моторов, но это не мои. Я не отдавал приказа вылетать.
- Как это не твои? Вот же они! Идут с востока.
Без моего приказа, не поставив меня в известность, взлетело звено. Как и в предыдущие дни, реактивные самолеты стремительно налетели на вражескую авиацию, и завязался ожесточенный «бой». Застигнутые врасплох, штурмовики и транспортные самолеты нарушили строй и перешли к обороне. «Миги» пустились преследовать их. Я мучительно пытался, понять, откуда и по чьему приказу могли появиться истребители. Мой взгляд остановился на одном истребителе, который бешено преследовал своего противника. Чтобы выйти из опасного положения, противник набирал высоту и делал разворот. Летчик на «миге» не отставал. Он атаковал с завидным упорством. Последнее, что увидели люди с земли, было черное облако дыма. Самолеты столкнулись… Побледневший от пережитого напряжения, я стоял, словно прикованный к месту. Кто этот несчастный, который заплатил жизнью двух экипажей за свой безумный поступок? Неужели Игнатов?