На следующий день мне приказали явиться в министерство, где по результатам расследования созывалось совещание.
Я не отказался пожать руку инспектору. Он разговаривал со мной так, словно ничего и не произошло. Но за маской благопристойности совсем не трудно было заметить во взоре моего собеседника его истинные чувства. Вызванные на совещание остальные товарищи беседовали между собой. Я долго всматривался в лицо генерала Захариева. По внешним признакам не следовало судить о скрытых мыслях, но во мне возникло беспокойство. Неизвестность начала изводить меня.
Появление старшего начальника прервало все разговоры. Он занял свое место:
- Вижу, что все в сборе. Тогда начнем!
Инспектор начал откуда-то издалека. У него был хрипловатый металлический голос, и он прекрасно им владел. Если приходилось высказывать сожаление по поводу чего-нибудь, он говорил на низких тонах, если же нужно было заострить свою мысль, пускал в ход высокие. В тот раз инспектор придерживался середины, и это придавало его изложению весомость и убедительность. Все слушали его с вниманием.
- Да, товарищи, мы никогда не сможем быть застрахованными от подобных случаев, такие вещи в авиации случались, но вопросы, связанные с обсуждаемым здесь несчастным случаем, нужно рассматривать обстоятельнейшим образом, потому что, по-моему, в нем, как в фокусе, сконцентрировались существенные недуги авиации. Да, как в фокусе, осмеливаюсь повторить это и беру на себя ответственность за свои слова. Может быть, они и не придутся по душе некоторым, включая и командующего военно-воздушными силами.
Все невольно посмотрели на генерала Захариева, ожидая, что тот остро отреагирует на такое серьезное обвинение. Но генерал продолжал держаться спокойно и отнесся к словам инспектора с явным безразличием и равнодушием.
Докладчик продолжал, по-видимому удовлетворенный смелостью своих суждений, и, разгорячившись еще сильнее, сразу же перешел в атаку.
- С некоторых пор Симеонов, как командир части, насаждал среди летчиков, я бы сказал, порочные стремления [116] летать в сложных метеорологических условиях, преследуя цель получить повышение по службе и прочие блага. Я буду говорить, товарищи, не скрывая истины. Расследование, которое мне поручили провести, вскрыло ряд фактов, несовместимых с нашей моралью. Неподготовленных летчиков, не освоивших еще даже самые элементарные фигуры пилотажа, соблазняли щедрыми обещаниями повышения по службе, и эти летчики, судите сами, в своем самозабвении уже воображали, что умеют летать и даже выполнять штопор. Но кому нужно все это, товарищи? - Инспектор на минутку замолчал, бросая пронзительные взгляды на присутствующих, и продолжил: - Извините меня за резкость, но я буду откровенным до конца. Это нужно было прежде всего командованию части, которое в этой разнузданной кампании преследовало корыстные цели. Такова логика, товарищи. Такие выводы сами собой напрашиваются из неумолимых фактов…
Неимоверным усилием воли мне удалось сдержать волнение.
Инспектор продолжал:
- И самый неумолимый факт - это случившееся со Стефаном Ангеловым. Не отрицаю, он был хорошим летчиком. Но происшедшее весьма поучительно, потому что наши хорошие летчики страдают головокружением от успехов и руководствуются личными побуждениями, толкающими их на то, чтобы любой ценой добиваться повышения по службе. Вы видите сами, товарищи, как дорого можно поплатиться за мелкие страсти. Из наших летчиков мы должны воспитывать патриотов с высокой коммунистической моралью, а не авантюристов и карьеристов. В этом я лично усматриваю вину товарища Симеонова.
Инспектор сел, и в просторном кабинете воцарилась напряженная тишина. Поверив в то, что подобным аргументам никто не посмеет что-нибудь противопоставить, инспектор утопал в блаженстве и со снисходительной улыбкой поглядывал на поднимающегося из-за стола командующего ВВС.
- Товарищи, в отношении фактов, которые привел инспектор, я ничего больше не могу добавить. Он вел расследование и отвечает за это. Но я хотел бы остановить ваше внимание на другом. По существу, здесь [117] очень мало говорилось о самом несчастном случае. Инспектор был летчиком, но ни словом не обмолвился о том, как он сам объясняет случившееся. Он пустился в поиски каких-то вторичных причин и обстоятельств гибели летчика, но, несмотря на это, картина катастрофы не прояснилась. Позвольте мне высказать свое мнение. Попытаемся объяснить причины нервной депрессии, которая отмечалась у майора Ангелова в последние дни.
Спокойное начало выступления генерала Захариева вызвало у инспектора сильное замешательство.
- О погибших надо говорить с уважением, это элементарная человеческая обязанность! А инспектор не пощадил ни мертвых, ни живых! Я лично знал Стефана Ангелова, и мне стало обидно, когда я услышал от инспектора, что наш товарищ погиб потому, что добивался новых званий и должностей. Если это справедливо, то тогда нужно поверить и тому, что все советские летчики в Отечественную войну погибали, чтобы удовлетворить свои мелкие страстишки, а не во имя больших, возвышенных идеалов.
- Протестую против извращения смысла моих слов! - гневно прервал его инспектор.
- Извините, у меня хватило терпения вас выслушать, ни разу не прервав, прошу сделать то же самое! С точки зрения летчиков, о которых вы так много говорили, происшедшее со Стефаном Ангеловым - это героический случай. Я удивлен, товарищи, что не кто-нибудь другой, а бывший летчик, каким когда-то был инспектор, не вник в суть дела. Мы готовим военных летчиков по утвержденным программам и по рекомендациям наших советских товарищей, и нужно отдать должное нашим пилотам: они вкладывают много огня и любви в свою трудную профессию. Сам факт, что сейчас летчики повсеместно готовятся к выполнению самых сложных фигур высшего пилотажа, означает, что они созрели и для самого сложного задания. Что же касается несчастного случая, то я искренне обескуражен странными мыслями, которые развивал здесь перед нами инспектор. Катастрофа является фактом. Согласимся, что она произошла вследствие неподготовленности летчика или технической неисправности. Но именно этого комиссия не смогла установить. Допустим и другое: что виновен только летчик, не сумевший выйти из штопора. [118] Но отдаем ли мы себе отчет в том, что значит овладеть искусством выполнения этой фигуры? Это и есть тот самый путь, идя по которому наши боевые летчики сумеют овладеть полным диапазоном скоростных и высотных качеств реактивных самолетов. Пока что выполнение штопора кажется сложным, рискованным, но именно это завтра сделает наших летчиков более смелыми, более дерзкими в воздушных боях. При нормальных темпах следует обучать наших летчиков таким фигурам высшего пилотажа более года, а мы сейчас делаем это за несколько месяцев. Если в этом случае будут выявлены виновные, мы будем судить их без компромиссов, но героям нужно отдать должное. Для меня Стефан Ангелов - герой…
- Прошу, чтобы командующий говорил по существу! С помощью общих фраз мы не установим истины! - крикнул инспектор.
- Я и говорил по существу. - Генерал Захариев сел и удивил этим всех присутствующих, уверенных в том, что его выступление еще не кончено. Но командующий точно знал, когда нужно остановиться. Те, кто пришел на совещание колеблющимися или настроенными равнодушно, сразу же ощутили неприязнь к инспектору. Я сидел мрачный и подавленный, считая, что такой ход обсуждения дает инспектору возможность протащить свои взгляды.
- А вы, товарищ Симеонов, что можете сказать?
- Товарищи! - взволнованно начал я. - Выскажусь по вопросу, который здесь никем не затрагивался. Буду говорить, как летчик. Есть причины гибели Стефана Ангелова. Всегда в подобных случаях есть причины. Добросовестное расследование могло бы их обнаружить.
- Я их указал! - вскипел инспектор.
- Вы их обошли молчанием! Вы не были заинтересованы в том, чтобы раскрыть подлинные причины.
- Это глупости!
- Нет, не глупости. Вы приехали на аэродром в М., но не пожелали даже встретиться и поговорить со мной.
- У меня на это есть свои соображения, и я не обязан…