По всему авиагородку разнеслась весть о том, что летчики заступают на боевое дежурство. Ведь завтра придет черед и других! А потом потянется бесконечная вереница тревожных ночей, множество событий и происшествий будут переплетаться одно с другим, а затем забываться, но первой ночи никто не забудет, как никто не забыл первого дня войны или первого дня, проведенного в партизанском лагере. Человек всегда заполняет эти первые дни своими волнениями, своими странными предчувствиями. Именно так все происходило и в ту ночь. До этого все выглядело совсем по-другому, и вдруг что-то изменилось: люди, недавно еще встречавшиеся в столовой аэродрома или семьями ходившие друг к другу в гости, сейчас молча смотрели один на другого или расспрашивали о том, как прошло боевое дежурство их товарищей, не произошло ли чего-нибудь.
В ту ночь Савва Нецов отложил дружеский ужин. Его жена, которая в другом случае надула бы губы, теперь молча пыталась скрыть слезы. Напрасно Савва пробовал ее успокаивать, утверждая, что это дежурство такое же, как и любое другое. А когда он вышел во двор и быстрыми шагами направился к землянке, то и сам почувствовал, что началось нечто серьезное, почти неотличимое от настоящей войны. Странное дело: миллионы людей продолжали заниматься своими мирными делами, а здесь, в маленьком, утопающем в зелени уголке земли, и жены, и дети, и родители летчиков думали о бое, который, возможно, уже в первую ночь дежурства летчикам придется вести в небе.
Нецов вошел в землянку. Остальные - Виктор Атанасов и техники - опередили его. В печке бушевал огонь. Керосиновая лампа давала мерцающий свет, и лица офицеров в этом освещении выглядели еще более напряженными и таинственными.
- Если не имеешь ничего против, я заступлю на дежурство первым, - сказал своему коллеге Нецов. [124]
- Мне все равно. Ведь никто не знает, кому из нас придется вылетать.
- Тогда я пойду.
Савва не имел обыкновения прощаться с товарищами, но, прежде чем отправиться к выходу из землянки, сказал Виктору:
- Если мне доведется участвовать в бою, буду драться не на жизнь, а на смерть.
Виктор и техники поднялись с небольших деревянных нар. Кто-то пошутил:
- Черт возьми! Ведь империалисты берегут свою шкуру! Может быть, они вообще не прилетят, если знают, что мы их поджидаем?
А уже на взлетной полосе Нецов сказал технику, сопровождавшему его к самолету:
- Посмотри, какое полнолуние! Наверное, соблазнятся и прилетят.
Молодой техник пожал плечами:
- Савва, а тебе не боязно? Я слышал, что первый бой всегда отличается от всех последующих.
- Не знаю. Когда вернусь, расскажу…
Они подошли к самолету. Савва двигался неуклюже - боевое снаряжение стесняло движение. Он забрался в кабину, пристегнулся ремнями, закрыл фонарь над головой и в таком положении стал ждать.
Ему предстояло провести в самолете целых два часа, если за это время не придется взлететь. А ночь стояла холодная, земля и воздух казались ледяными. И как бы хорошо ни защищали стенки самолета, Савва все же почувствовал, как постепенно начинает замерзать. Чтобы не думать о неудобствах, связанных с дежурством, он решил все свое внимание сосредоточить на посторонних вещах. Вспомнил Софию, Витошу. Увидел их покрытыми зеленью. Вспомнил, как танцевал вальс, вспомнил улицы, деревья и людей, нежный шелест шелкового платья.
Савва попытался представить себе, что идет в опере. Может быть, исполняют «Аиду»? Но почему именно об «Аиде» он подумал? Не о гробнице ли вспомнил, в которой заживо погребли влюбленных? Возможно, в партере заняли места и его друзья и никому из них даже в голову не придет, что их Савва сидит в кабине самолета под стеклянным колпаком, крепко привязанный к [125] сиденью ремнями. Он пытался вспомнить некоторые арии, но мелодия все время ускользала, и он почувствовал, что вокруг него только пустое пространство.
«Арии, аплодисменты, цветы… - мысленно перечислял Савва. - Портреты артистов публикуют бесконечно, они известны повсюду, а мы живем и уходим незамеченными. Но насколько шире и величественнее наша сцена - все небо! И насколько же мы, летчики, более крупные мастера! Если будем играть фальшиво, то упадем со сцены - и конец! - Он нахмурил брови и мысленно продолжал разговаривать с самим собой: - А я сам, какой я артист? Смогу ли хорошо спеть дуэт с моим партнером? И каким будет этот дуэт? Публикой станут звезды, дирижером - луна, а оркестром - пушки!»
Его мысли прервал легкий стук по кабине. Это пришли его сменить.
- Савва, скучно было? - спросил Виктор.
- Какая там скука, браток! Я посмотрел «Аиду».
- О какой еще «Аиде» ты грезишь? Как я погляжу, ты весь окоченел. А в землянке, браток, благодать! Просто не хотелось уходить оттуда!
- Придумай и ты себе что-нибудь, чтобы не скучать!
В ту ночь не произошло того, чего все ждали с таким напряжением, но наши ночные бдения в землянке продолжались. К дежурствам подключили и других летчиков, и землянка стала тесна для ее обитателей. Несмотря на неудобства, летчики играли в шахматы, читали книги или просто разговаривали о воображаемом бое, представления о котором всегда отличаются от действительности.
Прошло еще несколько ночей в бездействии, но в большом напряжении. И вдруг…
Один за другим с грохотом поднимались с взлетной полосы самолеты.
Савва Нецов верил, что ему раньше других удастся обнаружить вражеский самолет. Он набрал высоту. Темно-оранжевый цвет неба ограничивал поле зрения. И все-таки Савва верил: если подойдет близко к незваному пришельцу, то непременно обнаружит его. Он знал, что враг осторожен, как вор, летая над долинами и руслами рек, прижимается низко к земле, чтобы уберечься от зенитной артиллерии и прежде всего от реактивных [126] самолетов. Маневрируя то влево, то вправо, Нецов потерял надежду встретиться с глазу на глаз с хитрым и коварным нарушителем. Да это ведь все равно, что искать иголку в стоге сена! Если бы он хоть знал направление, в котором движется нарушитель, то тогда мог бы его настигнуть и атаковать!
Неожиданно совсем рядом с ним раздался подозрительный треск.
- Что вы делаете?!-закричал Савва. - Куда смотрите?
Но никто его не услышал. Снизу зенитчики открыли ураганный огонь по его самолету. Он поспешил ускользнуть из зоны обстрела.
«Вероятно, здесь недавно пролетел нарушитель, - быстро сообразил Савва. - Они там так усердствуют, что чуть и меня не отправили ко всем чертям!»
Уйдя от огня зенитной артиллерии, Нецов сделал еще один круг над расстилавшейся под ним огромной равниной, но все, как и раньше, выглядело совсем спокойным. Нецов направил свою машину к М., и, когда пролетал над Н., снизу снова начали стрелять. На сей раз Савва утратил самообладание и начал яростно ругаться.
- Слепцы вы этакие! Остановитесь, протрите свои глаза!
Вокруг него рвались снаряды. Он наблюдал за разрывами сквозь стеклянный колпак, и это напоминало ему детство, когда при сильном дожде он, бывало, любил следить за тем, как лопаются пузырьки в лужах. Ему всегда очень нравилось смотреть на них, а еще больше - самому выскочить на улицу и вымокнуть до нитки. Но в этот момент он здорово перепугался этих смертоносных пузырей, которые взрывались совсем рядом с его самолетом. Савва не знал, пробита ли обшивка самолета, повредили ли его. Он ждал, что машину охватят языки пламени, и хладнокровно старался уйти от стремительно настигающей его смерти. Наконец он выскользнул из плотного огневого вала, продолжавшего нависать над большим городом, как грозовое облако.
А внизу, на земле, на командном пункте ругали зенитчиков.
- Но как же быть?. Ведь пролетел и самолет противника! - гудел кто-то в трубку. [127]
- Пролетел и улетел. Вы его должны были сбить. Научитесь отличать свои самолеты от чужих.
Савва выпустил шасси, и самолет, словно все еще сердясь на артиллеристов, со свистом пронесся по бетонной полосе.
2
Безрезультатные блуждания по ночному небу приводили к тому, что люди валились с ног от усталости и напряжения. Однако полеты продолжались. Летчики стали напоминать шахматные фигуры, которые следуют строго по своему пути в определенном для этого квадрате. Каждый пилот старался изучить свою зону так, чтобы знать ее как свои пять пальцев. Но, несмотря на это, нарушители все-таки проскальзывали между пальцами. И только на следующий день приходили сообщения о том, над какими пунктами пролетел вражеский самолет. Если же он ночью разбрасывал листовки, то сам обозначал свой маршрут. Специалисты внимательно изучали эти маршруты нарушителей. Отмечали их на карте и, нужно сказать, делали это довольно точно. Однако что толку в этом, если мы не знали времени их прилета на нашу территорию.