«Раз в условиях такой густой облачности они решились лететь как на параде и все еще живы, - успокаивал себя генерал, шагая из угла в угол по своему просторному кабинету, - то сумеют отыскать и взлетную полосу».
И уже без всяких колебаний Захариев подошел к телефону и взял трубку. Ему тотчас же ответил Атанасов.
- Приказываю им садиться, в M.! Как только сядут, немедленно доложите!
Генерал пережил несколько бесконечно мучительных минут, полных надежд и нетерпеливого ожидания. Когда резко зазвонил телефон, он вздрогнул и затаил дыхание. В мембране послышался радостный и возбужденный голос.
- Я так и знал: они не осрамятся! - И генерал опустился в кресло, счастливый и довольный.
7
Труднее всего было тогда, когда приходилось летать с вечера до утра. Летчикам, назначенным летать после полуночи, приходилось соблюдать строгий режим. Им запрещалось даже показываться в аэродромной столовой. Они отдыхали дома. Перед полетом каждый из [156] них проходил врачебный осмотр. Еще труднее приходилось им, если в тот день выполнялись учебные полеты, а затем в конце ночи появлялись нарушители воздушного пространства республики. Переход с учебного процесса к боевой деятельности, когда летчики уже устали, - дело весьма сложное, таящее в себе много опасностей. А в октябре и ноябре подобные варианты повторялись все чаще. Но мы не могли не сочетать учебу с боевой деятельностью - время не ждало.
В ту несчастную ночь, когда огромный механизм, состоящий из людей и машин, до того момента работавший безупречно, вдруг дал осечку, на аэродроме находились Цеков, Димов, Караганев и еще несколько их товарищей. Прежде всего они осведомились о метеообстановке, как принято у летчиков называть погоду. А погода внезапно начала портиться. Где-то на высоте тысячи метров над аэродромом повисли темные кучевые облака, скрывшие луну. Над ними простиралось черное, как деготь, небо. На высоте трех тысяч метров находился еще один слой облачности. Такая обстановка отнюдь не радовала летчиков, особенно тех, кому предстояло летать после полуночи. Хотя летчики перед полетами отдыхали, но этого было недостаточно. Хотя. врачи не соглашались с этим, но летчики твердо знали: между полетами до полуночи и после разница большая.
Цеков и Димов уже приготовились подняться в кабины учебных самолетов.
- Послушай, мне никогда не нравились эти два проклятых пласта облачности, - ворчал Караганев. - Они всегда напоминают мне мертвую зыбь на море. А ты знаешь, что такое мертвая зыбь?
Караганев никак не мог отучиться сравнивать небо с морем.
- А тебе приходилось плавать во время мертвой зыби? - спросил Цеков.
- Много раз. Я ведь из Варны, а настоящий варненец никогда не дожидается подходящей погоды. Правда, именно в этих случаях чаще всего тонут опытные пловцы. Но ведь море, браток,-это как неизлечимая болезнь, от него нет спасения. Мальчишкой я был сорвиголовой. Когда начиналась мертвая зыбь, на флагштоках вывешивали черные флаги, а мы как раз тогда безрассудно лезли купаться в море. Ох как мне доставалось [157] за мой буйный характер! А в эту ночь мы, кажется, похожи на таких безрассудных юношей.
- Не вижу только черных флагов, - пошутил Цеков. Прежде чем сесть в самолет, они порой увлекались посторонними разговорами.
- Уж не думаешь ли ты, что мне боязно? - спросил варненец. - Увидишь, как я пробьюсь через эти проклятые облака.
Караганеву предстояло вести самолет, а Цекову - находиться во второй кабине в качестве инструктора, чтобы оценить полет Караганева. Через минуту-другую они взмыли в небо. Самолет за несколько секунд преодолел и первый, и второй слой облачности и, словно бы скользя по безбрежной водной поверхности, сделав широкий круг, приготовился к посадке.
На земле Караганев спросил:
- Ну как, по-твоему, гожусь?
- Годишься. Теперь я понял, почему тебя не пугали черные флаги.
- Одно дело не бояться их, а совсем другое - не забывать о том, что просто так их не вывешивают, - ответил варненец.
После полета и разбора полетов Цеков доложил командиру полка, что Караганев уже может летать самостоятельно. Ведь в том и состояла задача инструктора, чтобы дать путевку в жизнь молодому летчику. Тогда он в последний раз увидел варненца, стоявшего у крыла своего «мига». Хотя Караганев смутил его рассказом о мертвой зыби, Цеков все же решил, что беспокоиться нет оснований: он смелый и надежный летчик. Поэтому Цеков отошел в другой конец взлетной полосы, где его ждал Димов. Пришла их очередь взлетать.
- Ну как там, наверху? - дружески поздоровавшись, спросил Цекова его партнер.
- Как будто метеобстановка ухудшается. Придется лететь только по приборам.
- Никогда не забываю об этом.
- Дело привычки. Ну пора!
Они забрались в свои кабины и стали ждать разрешения на взлет.
Руководил полетами Калудов. Первым он выпустил Караганева, а через три минуты от взлетной полосы оторвались самолеты Цекова и Димова. [158]
На командном пункте напряженно следили за полетом. Полученные сведения об ухудшении метеообстановки заставляли дежурных быть начеку. Калудов принял от Караганева рапорт, когда самолет того находился на высоте двухсот метров.
- Готов пробиться через облака вверх, - прозвучал в мембране звонкий голос Караганева.
- Пробивайся, разрешаю! - ответил ему Калудов. - Пробивайся!
Дежурный стал ждать второго рапорта о том, что Караганев преодолел слой облаков, но летчик молчал. Время неумолимо отсчитывало роковые секунды, и это приводило в ужас руководителя полетов. Калудов начал разыскивать Караганева по радио.
В это время Цеков и Димов почти одновременно доложили, что они готовы пробиться сквозь облачность. До них по радио донесся тревожный голос Калудова:
- Караганев не отвечает! Ищите его и сообщите, где он находится!
Цеков и Димов хорошо знали, что означает подобное молчание: это первый признак того, что товарищ попал в беду. Редко случалось, чтобы радиоаппаратура отказывала в полете. Цеков словно наяву видел варненца и слышал его рассказ об утопающих в мертвой зыби. Слой облаков на какое-то мгновение ослепил его. Цеков взлетел над облаками, надеясь увидеть огни самолета Караганева. Но серое пространство до второго пласта облачности выглядело безжизненным, как мертвая пустыня.
- Самолет не обнаружили,-доложил Димов.
- Продолжайте поиск и над вторым слоем облачности! - в отчаянии крикнул им Калудов.
Спазма сдавила горло Цекова. С Караганевым они давно уже стали большими друзьями. Из ума не шел разговор о мертвой зыби. Может быть, гордый Караганев именно таким образом хотел предупредить Цекова о том, что не чувствует себя готовым к полету? Значит, Цеков был обязан догадаться и запретить этот полет. «А может, мы обнаружим его на высоте свыше трех тысяч метров?» - пытался успокоить себя Цеков, и ему показалось, что он еще никогда с такой быстротой не пробивался сквозь облачность. Димов следовал за ним. [159]
А Калудов с земли не решался задать вопрос, обнаружили ли они Караганева.
Дежурные по старту, провожавшие и встречавшие самолеты, ничего не подозревали о случившемся с Караганевым. Недалеко от ангаров, где Цеков и Димов оставили свои машины, к ним подбежал молодой техник. Он попросил у них спички и смущенно объяснил, что ему страшно захотелось курить.
- Полчаса стою здесь, и ни один человек не появлялся, а спички я или дома забыл, или потерял.
- Значит, скучаешь? - с досадой прервал его Димов. - Ну что ж, везет тебе! Завидую.
- Без курева в самом деле скучно, товарищ капитан, - оправдывался техник. - Если бы у меня был огонь! Подождите, раз речь зашла об огне, я вам вот что скажу… Вон там что-то большое вспыхнуло и погасло. Никак не могу понять, что это такое. Далеко отсюда.
Цеков совсем растерялся и посмотрел на Димова, зажигавшего спичку. У Димова задрожала рука, и спичка сразу же погасла.
- А ты сообщил об этой вспышке? - схватил парня за плечи Цеков.
- Да зачем же? Кто знает, что там произошло? - попытался освободиться техник. - Откуда мне знать, что там случилось? Может быть, это фары какого-нибудь грузовика, или еще что…