- Не срами меня! Атакуй! - как будто и не слышал его сообщения командир, принимая на себя всю ответственность за то, что ставит летчика в критическое положение. - Атакуй!
И капитан Трифонов атаковал. И снова поразил аэростат, однако тот не падал на землю. Только через час этот аэростат новой системы, состоявший из множества отдельных камер, благодаря чему он так долго держался в воздухе, весь изрешеченный пулями, упал на землю.
Но капитан Трифонов этого уже не видел. Ему следовало немедленно идти на посадку, пока он не остался [172] без капли горючего. Приземлившись, Трифонов решил, что скорее подаст в отставку, чем предстанет перед взором своего командира. Его искали повсюду, чтобы поздравить с боевым успехом: ведь до этого специалисты утверждали, что сбить многокамерный аэростат невозможно.
- Может, он запил где-нибудь от горя и стыда. Немедленно разыщите его и, хоть связанного, приведите сюда! - сердился и радовался Нецов, отдавая этот приказ близким друзьям Трифонова. [173]
Часть четвертая. Все выше, на малых высотах и все быстрее
1
Полковник Советских Военно-Воздушных Сил Всеволод Васильевич Дрекалов сразу после приезда принялся за работу. С этого дня и до самого окончания срока его пребывания в Болгарии им было пережито множество трудных, но незабываемых часов и дней. Этого высокого и стройного светловолосого человека, казалось, ничто больше не интересовало, кроме жизни аэродрома, захватившей и закружившей его, как бурный поток во время половодья.
У Дрекалова была лишь одна любовь и страсть - небо. Впервые вступив на болгарскую землю, он захотел внимательно осмотреть это небо, которое только что пересек на самолете, хотел увидеть, как оно выглядит снизу, с земли. Небо повсюду остается небом - в России, на Украине, в Грузии, но опытный глаз всегда может уловить его многообразие. Оно словно отражает реки, горы, равнины, а они повсюду разные. Так, возможно, показалось и Дрекалову. Он, наверное, подумал, что у этого неба должно быть имя, потому что обратился ко мне с необычным вопросом.
- Как его зовут? - показал он рукой вверх.
- Небо? - удивленно спросил я.
- По-моему, и небо следует крестить, - улыбнулся гость. - Люди просто еще не догадались об этом. Самым маленьким ручейкам дали имена, а небо для всех остается просто небом. Это можно объяснить тем, что [174] человек летает всего лишь полвека, а реки и ручейки пересекают землю тысячелетиями. Но я убежден, что человечество когда-нибудь придет к этому.
- Товарищ полковник, вы видите над собой и восхищаетесь… фракийским небом!
- Вы только что это придумали? - спросил Дрекалов.
- Так точно.
- Ну ничего! Может, и Черное море получило свое имя от какого-нибудь мореплавателя в тот момент, когда бурные волны перевернули его лодку. Так, значит, это фракийское небо? Как хорошо, что мне повезло и я увидел его впервые в такой прекрасный весенний день! Чем больше расширяется горизонт, тем сильнее иллюзия беспредельности неба. И это великолепно, божественно!
Слова гостя донеслись до слуха всех, кто его встречал, и это произвело на них очень приятное впечатление. Мы и до приезда Дрекалова знали, что он один из лучших советских летчиков, а многие из нас, кому посчастливилось встречаться с ним в Советском Союзе, рассказывали, что он строг и педантичен даже более, чем это необходимо. Именно поэтому первое знакомство с Дрекаловым заставило нас призадуматься. Мы слышали о его суровом характере, и это никак не вязалось с тем, что мы увидели. Этот человек, может быть сам того не желая, показал, что в нем есть поэтическая струнка. Вероятно, и у нашего гостя начало создаваться мнение о нас, и прежде всего обо мне. Дрекалов очень удивился тому, что я такой молодой и светловолосый: он думал, что увидит пожилого и смуглого болгарина. Может, это ему пришлось не по душе и он счел, что встреча со мной сулит только осложнения и неприятности?
Как бы там ни было, полковнику Дрекалову хотелось как можно скорее поближе познакомиться со мной. Это было в его характере: прямо на месте и без излишней деликатности решать самые сложные вопросы. Он согласился пойти в штаб. Туда же явилась и группа офицеров. Гость сразу же почувствовал, что между офицерами установились непринужденные и задушевные отношения, и это ему понравилось. Если бы различия в званиях и служебном положении стали камнем преткновения в дружеских связях между людьми, то это [175] дополнительное осложнение могло бы помешать ему выполнить возложенную на него миссию.
- Ну как, друзья, будем летать? Моя специальность - сложные метеорологические условия и перехваты.
- Именно поэтому мы и ждали вас, товарищ полковник.
- Знаю. Раз уж мы собрались все вместе, не следует ли нам начать совещание? Извините меня за то, что так ставлю вопрос. Я гость и не знаю, как у вас принято.
- Мы готовы, тем более что у нас такой порядок: все дела обсуждать коллективно, - объяснил я.
- Это хорошо. Тогда начинайте.
- Товарищ полковник, если можно, то у меня есть вопрос, - поднялся со своего места Соколов. - Вы наш гость, а получается, что мы с первого же дня хотим вас измотать. Может, вы хотите осмотреть город или отдохнуть?
- Город я видел с самолета, а в отдыхе не нуждаюсь. Мне кажется, что я, как только вдохнул болгарский воздух, сразу же помолодел. Вот вы все здесь совсем молодые люди, вероятно, потому, что дышите этим воздухом каждый день.
- Вы правы, товарищ полковник, мы молоды, и республика у нас молодая, - ответил Димов.
- Важно то, что и я помолодел среди вас. Буду счастлив, если вы станете относиться ко мне как к другу, а не как к назойливому пожилому дяде, - пошутил Дрекалов. - Если мы не станем добрыми друзьями, то нам будет трудно. Если нет взаимного доверия, небо для летчиков опасно. Это как в цирковом искусстве. Там два или три человека выполняют вместе какой-нибудь номер. Жизнь каждого из них подвергается опасности, но каждый доверяет своим товарищам и делает в воздухе самые головокружительные трюки. А в небе все еще более сложно и трудно. Небо бескрайне. Вообще-то, друзья, искусство перехватчика - вершина летного мастерства. Не каждый может стать перехватчиком. Ведь летчик-истребитель должен думать не о том, как надо летать, а только о том, как сбить противника. В этом смысл его работы…
У нас получилось не совещание, а дружеская беседа, [176] предварительное знакомство. Многое из того, о чем говорил Дрекалов, было хорошо известно летчикам, однако в его устах приобретало программный оттенок. На аэродром незадолго перед этим прибыли первые самолеты-перехватчики и, как все новое, дали повод для бесконечных разговоров. Если бы мы располагали такими машинами раньше, то могли бы обнаруживать самолеты противника независимо от того, где они находились. В самом деле, какое великолепное изобретение этот самолет-перехватчик! Он может обнаружить и догнать неприятеля и в дождь, и в снег, и днем, и ночью. Летчик поразит цель, даже не видя ее. Но чтобы стать перехватчиком, летчик должен в совершенстве усвоить технику пилотирования по приборам и тактику действий. Лучшие летчики в М. уже обучались на перехватчиков, а гость сразу же начал говорить о своих более отдаленных планах, что привело в явное замешательство его новых коллег.
- Да-а! - протяжно и задумчиво говорил Дрекалов. - Война в Корее закончилась, а военные специалисты еще долго будут изучать ее уроки. Особенно мы, летчики, должны сделать выводы, потому что там впервые обе стороны использовали реактивную авиацию. Должен сказать вам, друзья, что возникли серьезные споры о том, как будут вестись воздушные бои на реактивных самолетах: будут ли это схватки между отдельными самолетами или несколькими парами или между средними и крупными авиасоединениями?
- Как мне показалось, товарищ полковник, вы, по-видимому, придерживаетесь второй точки зрения?
- Так точно. И кое-кто поэтому считает меня фантазером.
- Но ведь то, что вы говорите, действительно граничит с фантастикой, - осторожно вмешался в разговор начальник штаба.