Дрекалов пристально посмотрел на него и продолжал:
- Думаю, что летчикам не составит большого труда опровергнуть первую точку зрения. Все трудности упираются в управление полетами с земли. Вы сами можете себе представить, что значит управлять с командного пункта не двумя, не четырьмя самолетами, а целыми эскадрильями, полками, разбросанными по всему [177] небу на десятки километров. Да, это в самом деле дьявольски трудно, но представьте себе также и то, что противник навяжет нам именно такой бой. Если мы воспримем первую точку зрения, то сразу же окажемся перед серьезными затруднениями. Поверьте, пока я жив, я буду придерживаться второй точки зрения.
Дрекалов неожиданно остановил взгляд на мне, как будто ожидал от меня поддержки. Я понял его и полушутя добавил:
- Если товарищ Дрекалов намеревается доказать правоту второй точки зрения, то нам не привыкать участвовать в экспериментах. Новинки по душе нашим летчикам. При первых ночных полетах мы фонарями освещали взлетную полосу. Соколов может рассказать вам об этом.
- Симеон Стефанович! Благодарю вас за эти слова! - вскочил со своего места гость и обнял меня.
Этот первый разговор с полковником Дрекаловым не остался без последствий. Он до мельчайших подробностей стал известен всем летчикам и очень взволновал их. Лучшие из них - Соколов, Димов, Цеков, Пенчев, Калудов - сделались горячими сторонниками Дрекалова, но нашлись и другие, - правда, их оказалось совсем мало, - которые скептически отнеслись ко всем этим планам. Те, что остались в меньшинстве, говорили, что полковник Дрекалов затеял это только для вида. Но на следующий же день полковник включился в работу, и на первый взгляд всем казалось, что его внимание целиком поглотили мелочи. А до летчиков доносились слухи, что и наши болгарские специалисты придерживаются разных мнений.
Но мы с Дрекаловым так не думали. Между нами установились чистосердечные дружеские отношения. Мы верили и знали: все, что мы решили, осуществится. Должно осуществиться! Мы оба отдавали себе отчет в том, что, прежде чем приступить к эксперименту, нужно терпеливо провести всестороннюю подготовку. Каждый день, каждую ночь на протяжении многих недель и месяцев аэродром напоминал гигантскую лабораторию, в которой разрабатывались и проверялись новые методы перехвата. Полковник Дрекалов, державший в своих руках все нити этого огромного дела, успевал побывать у всех. Просто не верилось, что такое в человеческих [178] силах! Все удивлялись тому, что он обращал внимание на такие мелочи, которым до самого последнего времени никто не придавал серьезного значения, например, на чистоту в кабине. А Дрекалов считал, что это чрезвычайно важно.
- Перехватчик должен обнаружить самолет противника, когда тот кажется точкой в небе, а грязь в кабине может сыграть роковую роль, - пояснил Дрекалов. - Представьте себе, что на стекле есть маленькая точка, ведь она может ввести вас в заблуждение.
У Дрекалова все было выверено: и жесты, и слова. Он удивительно умел ценить свое время и именно поэтому производил впечатление чересчур серьезного человека. С полным знанием дела он работал с летчиками, и с техниками, и с заместителями командиров по политчасти. В предпринятом им трудном деле ему одинаково нужны были и те, и другие, и третьи. И уже в начале лета мы довели подготовку до необходимого уровня. Оставалось только определить дату проведения эксперимента.
2
Утро сулило прекрасную погоду. Именно такую, о какой мечтали летчики уже несколько месяцев. Для больших учений небо должно быть чистым и светлым, как театральный зал, чтобы вдохновлять многочисленных артистов. К «спектаклю» все было готово, и, должно быть, о нем не подозревала только публика: рыбаки, уходившие в открытое море, беззаботные курортники, комбайнеры, убиравшие урожай на полях, и все жители побережья, с утра занятые своими житейскими делами. Знали ли они, что приведется им наблюдать через час или два? Ну в самом деле, что мог для них означать стремительный полет эскадрильи реактивных самолетов? А для нас он должен был стать самым большим испытанием.
Я проснулся первым, хотя перед полетами обычно спал глубоким, спокойным сном. На сей раз привычка мне изменила. То же самое случилось и с Дрекаловым. Мы оба встали, когда солнце еще только-только показалось на горизонте. Вот уже несколько дней мы жили [179] на аэродроме, откуда предстояло вылететь первой группе самолетов.
- Симеон Стефанович, - встретил меня на плацу Дрекалов, - что-то очень рано вы поднялись! Будь я вашим командиром, заставил бы вас вернуться и снова лечь спать.
- Всеволод Васильевич, а если бы я был врачом, то проверил бы ваш пульс. Уверен, что он далек от нормы. И знайте, я непременно запретил бы вам летать, - ответил я на его шутку. - Ну признайтесь, что вы очень волнуетесь!
- Волнуюсь. Вы же сами понимаете, Симеон Стефанович, что значит для нас обоих сегодняшний день! Хоть бы полеты прошли благополучно!
- Все будет в порядке, Всеволод Васильевич, в полном порядке…
Дрекалов вдруг предстал передо мной совсем в другом свете. Этот суровый и строгий человек, внушавший всем такое уважение, впал в такой же восторг, в какой впадают дети, когда собираются запустить в небо бумажного змея. Его лицо выражало напряженное ожидание и надежду на то, что начатая работа закончится успехом.
- Симеон Стефанович, а вы любите читать романы? - совсем неожиданно спросил меня полковник Дрекалов.
- Разумеется.
- Я так и думал. А знаете, меня с самого раннего детства очень увлекали книги о кавалерии! И как вы думаете, что больше всего поражало в них? Не только огромная лавина лошадей и всадников с обнаженными саблями, но и то, что во главе всегда скачет командир, готовый нанести или принять на себя первый удар. Это не укладывалось в моей голове. Я представлял себе командиров только в парадной форме с золотыми эполетами. А ведь и мы с вами тоже похожи на кавалерийских командиров!
- На буденновцев и чапаевцев, правда? Разве не такие люди обеспечили победу революции, Всеволод Васильевич?
- Браво! - воскликнул полковник Дрекалов.
Подошел Соколов и откозырял. Он вел себя как-то странно, и это не могло не броситься нам в глаза. Но [180] мы дали ему возможность самому раскрыть свои намерения.
- Я уполномочен доложить от имени своих товарищей, - как-то по-театральному начал он, - что все мы готовы…
- …выполнить задачу, - рассмеявшись, прервал его Дрекалов. - А почему вы так взволнованы?
- Как это почему? - удивился Соколов. - Ребята, увидев, что вы чуть ли не до зари начали ходить по плацу взад и вперед, тотчас же решили, что вы волнуетесь, потому что боитесь, как бы мы вас не осрамили. Именно поэтому и послали меня заверить вас…
- Скажи летчикам, что мы беседуем о самых обыкновенных вещах. Более того - беседуем на литературные темы. Я спросил Симеона Стефановича, какие романы ему больше всего нравятся. И что самое удивительное - наши вкусы совпадают! - И Дрекалов ласково похлопал меня по плечу.
А через час или два аэродром загудел. Техники заканчивали осмотр самолетов, стоявших на бетонной дорожке. Пилоты в летных комбинезонах, собравшись группами поэскадрильно, о чем-то оживленно беседовали. Появился и Соколов. Как всегда, он по привычке посмотрел на небо, казавшееся еще более голубым, словно его нарисовали акварельными красками. Однако, взглянув, Соколов сразу почувствовал, что оно не гармонирует с его внутренним состоянием. Ему полагалось быть спокойным, но что-то в душе не давало покоя, и Соколов продолжал размышлять о необыкновенном перехвате, о котором в тот момент думали все летчики. Как у них получится, когда они большими группами начнут выполнять перехват? Не вызовет ли осложнений какая-нибудь ошибка на командных пунктах? Ведь успех перехвата зависит и от подготовки расчетов на командных пунктах, и от точных расчетов штурманов.
В тот день, кажется, никому не хотелось проявлять слабость или высказывать сомнения. А волновались все. Лавина реактивных самолетов окружила взлетную полосу и наполняла окрестности оглушительным ревом. Летчики воспринимали весь этот шум как вступление к гимну в честь авиации. Мой самолет с номером «100» на борту стоял во главе колонны. С обеих сторон от него раздавался гул моторов самолетов Дрекалова и [181] Соколова. Я встретился взглядом с полковником Дрекаловым.