У всех цивилизованных народов заключаются во время войн договоры о размене или выкупе пленных, и если эти последние долго остаются в руках неприятеля, их положение ни от кого не скрывается и с ними обходятся сообразно их рангу с человеколюбием или с почетом. Но дикий болгарский король на был знаком с законами войны; то, что совершалось в его тюрьмах, было покрыто мраком и безмолвием, и прошло более года, прежде чем латины убедились в смерти Балдуина и прежде чем его брат, регент Генрих, согласился принять императорский титул. Греки превозносили его скромность как образчик редкой и неподражаемой добродетели. Их легкомысленное и вероломное честолюбие всегда спешило воспользоваться той минутой, когда императорский престол оказывался вакантным или когда он мог сделаться вакантным, между тем как законы о престолонаследии, которыми охраняются интересы и монарха, и народа, мало помалу вводились и упрочивались во всех европейских монархиях. Генриху мало помалу пришлось защищать восточную империю без всяких помощников, так как герои Крестового похода или переселялись в другой мир, или покидали театр борьбы. Венецианский дож, почтенный Дандоло, сошел в могилу, достигши самых преклонных лет и самой блестящей славы. Маркиз Монферратский мало помалу прекратил войну в Пелопоннесе для того, чтоб отомстить за Балдуина и защитить Фессалонику. На личном свидании императора с королем были улажены неважные разногласия касательно феодальной подчиненности и службы; их прочно примирили взаимное уважение и общая опасность, и их союз был скреплен вступлением Генриха в брак с дочерью итальянского принца. Ему скоро пришлось оплакивать смерть друга и тестя. По настоянию преданных ему греков Бонифаций предпринял смелую и удачную кампанию в Родопских горах; болгары бежали при его приближении и воротились для того, чтоб беспокоить его во время отступления. Узнав, что на его арьергард сделано нападение, он не дождался, чтоб ему принесли латы, вскочил на коня, взял свое копье наперевес и отразил неприятеля; но во время опрометчивого преследования ему была нанесена смертельная рана, и отрубленная голова фессалоникского короля была поднесена Калояну, который воспользовался трофеями победы, одержанной без его участия. На описании этого печального события как будто прерывается или совершенно замирает голос Готфруа Виллардуэна, и если он по-прежнему занимал военную должность маршала Романии, то его дальнейшие подвиги покрыты мраком забвения. По своему характеру Генрих не был ниже своего трудного положения; и во время осады Константинополя, и по ту сторону Геллеспонта он снискал репутацию храброго рыцаря и искусного полководца, а его мужество смягчалось осмотрительностью и кротостью, с которыми не был знаком его заносчивый брат. Во время войн с азиатскими греками и с европейскими болгарами он всегда был впереди всех или на борту корабля, или на коне, и хотя он не пренебрегал никакими предосторожностями, которые могли обеспечить успех его военных предприятий, упавшие духом латины нередко воодушевлялись его примером и устремлялись вперед вслед за своим неустрашимым императором. Но все усилия Генриха и помощь, которую он получал из Франции людьми и деньгами, принесли латинам менее пользы, чем ошибки, жестокосердие и смерть самого грозного из их врагов. Когда доведенные до отчаяния греки обратились к Калояну с просьбой о помощи, они надеялись, что он будет охранять их свободу и оставит в силе введенные у них законы; но опыт скоро заставил их сравнивать свирепость одних завоевателей со свирепостью других, и они возненавидели болгарина, который уже не скрывал своего намерения обезлюдить Фракию, разрушить города и переселить жителей на ту сторону Дуная. Многие из фракийских городов и селений уже были покинуты жителями; груда развалин обозначала то место, где прежде находился Филиппополь, и такой же участи ожидали в Демотике и в Адрианополе главные виновники восстания. Они обратились к Генриху с выражениями своей скорби и своего раскаяния, а император был так великодушен, что простил их и положился на их преданность. Он не мог собрать под своим знаменем более четырехсот рыцарей с их сержантами и стрелками; с этой небольшой армией он выступил навстречу болгарскому королю и принудил его отступить, несмотря на то, что в болгарской армии было, кроме пехоты, сорок тысяч конницы. Во время этой экспедиции Генрих узнал на опыте, как важно иметь на своей стороне местное население; он предохранил от разрушения уцелевшие города, а разбитый и покрытый позором варвар был вынужден выпустить из рук свою добычу. Осада Фессалоники была последним несчастием, которое Калоян причинил другим или сам испытал; он был заколот ночью в своей палатке, а тот генерал, который, быть может, и был его убийцей и который нашел его плавающим в крови, приписывал смертный удар копью св. Дмитрия, и ему все поверили. После нескольких побед благоразумие побудило Генриха заключить почетный мир с преемником тирана и с греческими принцами, царствовавшими в Никее и в Эпире. Хотя он и отказался от некоторых спорных пограничных территорий, он сохранил для себя и для своих ленников довольно обширные владения, и его царствование, продолжавшееся только десять лет, было тем коротким промежутком времени, в течение которого империя пользовалась внутренним спокойствием и благосостоянием. Он не придерживался близорукой политики Балдуина и Бонифация и с доверием раздавал грекам высшие государственные и военные должности, а этот великодушный образ действий был уместен тем более потому, что владетели Никеи и Эпира уже научились переманивать к себе и употреблять в дело продажную храбрость латинов. Генрих старался водворять согласие между своими подданными и награждать самых достойных из них, не обращая внимания на то, какой они национальности и на каком говорят они языке; но он был менее заботлив о том, что касалось неосуществимого на практике объединения двух церквей. Папский легат Пелагий, распоряжавшийся в Константинополе как монарх, наложил запрещение на греческий культ и строго требовал уплаты десятинной подати, веры в двойное происхождение Святого Духа и слепого повиновения римскому первосвященнику. Подобно всем тем, кто принадлежит к более слабой партии, греки ссылались на долг совести и молили о религиозной терпимости:"Наше тело, — говорили они, — принадлежит Цезарю, но наша душа принадлежит одному Богу". Император решительно воспротивился религиозному гонению, а если правда, что сами греки отравили его, то этот факт должен внушать нам самое низкое понятие о здравом смысле и признательности человеческого рода. Храбрость Генриха была вульгарным достоинством, которое он разделял с десятью тысячами рыцарей; но он был одарен таким более высоким мужеством, что в веке суеверий вступил в борьбу с гордостью и с алчностью духовенства. Он осмелился поставить в Софийском соборе свой трон по правую сторону от Патриарха, а эта смелость вызвала чрезвычайно строгое порицание со стороны папы Иннокентия Третьего. Благотворным эдиктом (который был одним из первых образчиков тех законов, которыми устанавливалась неотчуждаемость недвижимой собственности) он воспретил отчуждение ленных поместий; причиной этого было то, что многие из латинов, желавших возвратиться в Европу, уступали свои владения церкви или за духовное, или за мирское вознаграждение, а эти священные земли немедленно освобождались от военной службы, так что колония солдат могла бы мало помалу превратиться в корпорацию лиц духовного звания.