— Так замок хотя бы ваш! Свое чинить — руки не пачкать. А здесь… Господин, вы же не… Не…
Закат засмеялся — ужас шута, такой искренний и непритворный, его веселил.
— Нанялся батраком. Именно так.
— Но вы же Темный… — осекся, поймав мгновенно потяжелевший взгляд, даже рот себе для верности руками зажал. Договорил шепотом, — Господин, вы благородны…
Закат вытер взмокший лоб плечом, заодно убирая лезущие в глаза пряди. На его лице было поразительно умиротворенное выражение.
— Знаешь, в чем главное достоинство благородного происхождения, Пай? — Дождался, пока шут помотает головой, прежде чем самому ответить. — Можешь делать то, что хочешь. Всегда об этом мечтал.
— И вы хотите чинить этим селянам забор? — Удивление в голосе Пая могло соперничать только с его же печалью.
— Хочу. Никогда раньше этого не делал, — он остановился. За разговором они добрались до конца улицы, упершись в кипящую стройку. — Эй, куда разгружать?
Из-за сложенных бревен вынырнул давешний баечник, хекнул удивленно, узнав. Крикнул, высунувшись за частокол:
— Лист! Тут солому притащили. И работник новый, который вчера пришел.
К ним вышел Лист, больше похожий на маленькую передвижную крепость — одинаково прямоугольный со всех сторон. Критически оглядел Заката и тачку, поручил коротко:
— Затолкай между кольями, которые уже поставили.
Кивка ждать не стал, ушел, подхватив по пути стоявший у бревен топор. Закат слышал, как кому-то, забывшему этот топор, тут же влетело, а затем снова размеренно застучало железо, полетели щепки с будущих кольев.
Пай не ушел, и Закат припряг его к работе. В четыре руки тачку разгрузили быстро, укладывая пучки хрустящих в руках остьев. Баечник, назвавшийся Редькой, показал, как их утрамбовывать, протягивая между бревнами веревку, а затем — как забивать мхом щели. Тут вернулся Лист, обозвал всех троих лоботрясами, послал обратно к старосте за соломой. По пути баечник покаялся — штуку с мхом он придумал сам, и запихивать в щели его надо было после того, как установят все колья.
— Но тогда кто ж мне даст! А сейчас милое дело, все вокруг частокола крутятся, все время работа есть. Если я вместо отдыха с мхом вожусь — кому какое дело-то?
Редька соловьем разливался, описывая достоинства утепленного мхом частокола, Закат слушал — как того соловья, ничего не понятно, но звучит красиво. Пай задавал каверзные вопросы — а ну как дерево загниет? Баечник горячился, объясняя, как он сушил нити мха… За беседой дошли до старостиного забора, Пай придержал калитку, помогая закатить тачку во двор…
— Эй, селяне!
Закат медленно обернулся, понимая, что жить ему осталось не больше вздоха. За спиной улыбался молодой рыцарь в белом плаще, подкручивал щегольские усики. По людям он едва скользнул взглядом, попросил вежливо:
— Воды нальете герою?
Закат кивнул молча, глянул на Пая, который понятливо перехватил ручки тачки. Закат подошел к колодцу, быстро крутанул ворот, доставая ведерко. Зачерпнул ковшиком, стоявшим тут же на деревянном срубе.
— Вот спасибо!
Рыцарь принял ковш обеими руками, выхлебал воду, отфыркиваясь. Закат отошел к открытому амбару, надергал пару охапок соломы, бросил в тачку. Покатил вверх по улице. Спина закаменела в ожидании еще одного окрика, удара. Донесся вопрос:
— А что, сложно было Темного победить? — конечно, Редька не мог не попытаться выяснить подробности из первых рук. Закат подобрался, догадываясь, что его история сильно разойдется с версией рыцарей…
Но баечника разочаровали.
— Чего там говорить, понятно, сложно. Но это наш долг!
Закат криво улыбнулся, приналег на тачку.
Двадцать на одного. Невероятно сложно!
Он, кажется, даже ранить никого не успел.
Всколыхнулось в глубине черное, вязкое — вызвать этого рыцаренка сейчас, одного. Высмеять. Убить.
Мальчишку, гордо подкручивающего куцые усики.
Мальчишку, недавно мародерствовавшего в его доме. Того самого, который попытался рубануть врага по шее, но чуть промазал и клинок увяз в наплечнике, запрыгала по полу подвеска на перерезанном шнурке…
— Куда несешься, с ума сошел?!
Закат остановился, переводя дыхание. Улыбнулся через силу.
— К вам же и несусь. Лист просил вторую тачку соломы.
Мужчина, остругивавший колья, засмеялся.
— Так убедительно просил? Запихивать-то ее пока некуда. Ладно, вываливай пока тут и помоги с кольями. Если ты топором так же быстро машешь, как тачки возишь — к вечеру все закончим!
***
К вечеру они, понятно, не закончили, но, судя по одобрительному кивку Листа, поработали неплохо, хотя баечник так и не вернулся на стройку. Напарник Заката, прозванный за острый язык и любовь к рыбалке Щукой, сказал, что с ним всегда так. Возвращались вместе, упарившийся за день Щука даже зазывал к себе выпить бражки — «Пробовал вчера? Так то еще не самая лучшая!», но Закат отказался, пошел к старостиному дому.
И понял, что отказался зря. Три белые лошади, привязанные к хлипкой ограде, говорили об очень крупных неприятностях.
Закат осторожно открыл тяжелую дверь, постоял в сенях, слушая, как на кухне рыцари рассказывают об Ордене. Тихо прошел на второй этаж, вытянулся на лежанке. Живот печально урчал — днем сердобольная жена Щуки накормила и его, но после долгой работы требовался ужин. Снизу сладко пахло вареной свеклой, сквозь щели в полу пробивался свет, доносились голоса. Закат прислушался. Староста отвечал на участливый вопрос, не слишком ли тяжело живется у Черного замка, и не хочет ли Залесье откочевать поближе к Белой цитадели.
— Мы, в общем, привыкли. Вы ж его, не в обиду будет сказано, только на время убиваете. Годок тишина, а потом по новой приезжает дань собирать, как ни в чем не бывало.
— И вы слушаетесь?
Голос рыцаря прозвучал как-то странно. Не то поверить не мог, что люди могут жить под владычеством зла, не то размышлял, не зло ли сами эти люди.
— А чего нам делать. Мы ж не герои, чтоб Темного убивать, — Закат улыбнулся невольно, вспоминая давнишнюю лесную встречу. Да уж, не герои… — К тому же последние годы он всего десятину урожая брал, даже подушный налог отменил. Да и поля у нас тут, избы, куда нам отсюда.
— Понятно. Однако если бы нашелся способ избавиться от Темного властелина навсегда, вы вряд ли стали бы отказываться?
— Э… Ну то есть да, конечно!
Закат мысленно согласился — лучше не говорить рыцарям, что предпочитаешь Темного властелина с регулярным освобождением от дани Светлому герою с подушным налогом. Не поймут.
— Тогда, староста, вам и только вам я сообщу тайну…
Рыцарь понизил голос. Закат усмехнулся. Великая тайна, Темного властелина больше нет и не будет — просто потому что вышеупомянутый Темный властелин пытается заснуть этажом выше рыцарей. Будут теперь каждый год наезжать, тоже дань собирать. Может, еще и сторожку своего ордена поставят, с мечом на маковке. Окончательная победа добра над злом, надо же…
Скрипнула дверь, заглянула Горляна с тарелкой, прикрытой куском лепешки.
— Так и думала, что к себе ушел! Ты поесть-то не забыл, работничек? Ой, и на кровать в одеже! Как дети, право, и муж мой такой же…
Закат встал, улыбаясь. Взял миску с кубиками свеклы, помог старостихе перетряхнуть простыню. Она села рядом, умиленно глядя, как он ест. Вздохнула.
— Говорят, Темного больше нет. Не воскресает. Даже где тело, не знают.
Посмотрела на него внимательно. Закат продолжал невозмутимо жевать свеклу, разом потерявшую весь вкус. Поднял на женщину глаза:
— А я так понял, это большой секрет. Его внизу только что вашему мужу открыли.
Старостиха тихонько засмеялась.
— Это их главный думает, что секрет. А мальчишка, тот, с куцыми усиками, уже девкам все разболтал. Еще и подвеску подарил, а они мне принесли.
На пухлой ладони блеснул амулет, черный камень на дважды завязанной веревочке. Закат отвел глаза. Он до последнего не продавал оникс. С ним была связана смутная история, какое-то ожидание, суть которого Закат успел позабыть за прошедшие годы, но камень хранил. Теперь вот усатый мальчишка, умудрившийся в бою перерубить не только плечо врагу, но и веревочку амулета, подарил трофейный камень крестьянке. Крестьянка передала подарок Горляне — интересно, зачем? — а Горляна показывает ему. Опять же — зачем?