— Ясно. Какая у вас с Ефремовым предусмотрена связь на экстренный случай?
— В смысле чтоб я его вызвал?
— Да.
— Не предусмотрена. Связь только односторонняя.
Турецкий впервые минут за десять оторвался от протокола.
— Я вам не верю, гражданин Шаранин!
— Зря. Разве я до сих пор что-то утаивал? Мне нет никакого резона запираться и в особенности покрывать моего бывшего шефа. Из-за Коротаевой он заставлял меня увольняться или из-за Вюнша — мне-то какая разница?! Совершенно очевидно: он решил меня убрать.
— Или на время спрятать, пока пыль не уляжется.
— Убрать.
— Почему вы так считаете?
— Если хотите — чутье. А хотите логические доводы: я не был настолько ценным агентом. Когда взрывают замминистра, таких внештатных сотрудников, как я, не берегут до следующего раза.
— Почему в таком случае вы не ударились в бега сразу, а продолжали работать в «Заре» и ждали, пока вас арестуют?
— От Ефремова бегать бесполезно, во всяком случае, у меня нет таких денег и связей. Потом была надежда, хоть и небольшая, что вашего Вюнша не собирались взрывать на самом деле, а только пугали. В таком случае мне ничего не грозило.
— И еще у вас, Шаранин, был шанс самому убрать Ефремова при следующей встрече. Пока вы не уволились из «Зари» и не объявили об «отъезде», он не стал бы отдавать приказ о вашем устранении другому такому же внештатному сотруднику и, возможно, пошел бы еще на один контакт, чтобы вас подстегнуть. А зная вашу фээсбэшную специфику, нетрудно предположить, что о вашем существовании никто, кроме Ефремова, не знал, и после его смерти вас бы искать не стали. Я правильно излагаю, гражданин Шаранин?
— Это все домыслы, гражданин следователь. А то, что полковник Ефремов является организатором покушения на Вюнша, — факт. Вот вы его арестуйте и сделайте так, чтобы я дожил до суда. А там уж за мной не заржавеет.
ДЕНИС ГРЯЗНОВ
— Вот деньги. — Вячеслав Иванович подал Денису конверт. — Эльвира просила извинить, что не смогла вручить лично, но сам понимаешь, ей немного не до того.
Денис повертел конверт в руках.
— Н-да, нехорошо, конечно, получилось…
— Это мягко сказано. До сих пор дрожь берет, как вспомню, как я ей это сказал. — Грязнов-старший
вскочил и принялся нарезать круги по кабинету, словно пытаясь убежать от неприятных воспоминаний.
— Тело она опознала?
— Опознала вещи, крестик, сумочку, а тело… там опознавать было нечего. Кстати, она просила тебя продолжить расследование, хотя я ее и отговаривал, поскольку теперь это наша епархия. Но она настаивает, как бы тебе она доверяет, а мне — нет.
Видя, что дядюшка всерьез обижен, Денис поспешил вернуть разговор в практическую плоскость:
— Нож все-таки Вюнша? — спросил он.
— Его. Ты как в воду глядел. Такие тесаки теперь же надо регистрировать, вот у него в охотничьем билете номер клинка и обнаружился. Отпечатки, кстати, на ноже были не Вюнша, а самой Марии.
— А что Вюнш?
— А что Вюнш… Он же не дурак, совсем в отказ не пошел, только сам понимаешь: ему врать, что с горы катиться. Такого понарассказывал. Над делом наши муровские оперы работают, так что я держу руку на пульсе, но гарантировать, что ему не вывернуться, и я не могу. Хочешь, можешь стенограмму допроса почитать, он там и про тебя, и про шантаж, до которого ты додумался, умудрился помянуть.
Стенограмма действительно была длинная. Денис пропустил вступительную часть с анкетными данными замминистра и прочими формальностями и начал читать непосредственно допрос, который вел уже знакомый ему по Коротаевскому гаражу оперуполномоченный Матецкий.
«…Матецкий: Вы были знакомы с убитой 7 сентября сего года Коротаевой Марией Николаевной?»
— Установили время смерти?
— Установили, — ответил Вячеслав Иванович. — От полудня 7-го до полудня 8-го, точнее не говорят. Можно пока только чуть-чуть сократить промежуток, поскольку 7-го около пяти ее видели в министерстве.
«Вюнш: Да. Был.
Матецкий: Какого рода отношения вас связывали?
Вюнш: Она проходила практику в Минфине, и я был руководителем этой практики.
Матецкий: Только деловые отношения?
Вюнш: Нет, не только. Мы встречались и в нерабочее время.