Выбрать главу

— Я вылечу сагиба, — услышал он тихий голос Динг-Синга, и этот голос ему показался райской музыкой.

— Я вылечу сагиба, — повторил индус, — но сагиб должен мне отдать перстень, иначе сагиб сейчас умрет… Если сагиб не отдаст перстня — Динг-Синг возьмет его у мертвого… Но я не хочу смерти сагиба…

Закусив губу от бешенства, Орк вынул из кармана перстень и швырнул его на пол. Как коршун добычу, схватил индус перстень, спрягал его в складки своего тюрбана, вынул из мешочка, висевшего у него на шее, мясистый лист какого-то дерева и повелительно сказал:

— Руку, сагиб. Скорее, а то будет поздно!

Орк протянул ему укушенную руку; индус, разжевав лист, положил его на место укуса и перевязал руку грязной тряпицей.

— Пусть теперь сагиб не беспокоится, он не умрет, — тихо сказал он. — Динг-Синг — заклинатель змей, он знает лекарство от их укусов.

Его уверенный тон успокоил Орка, он развеселился и подумал, что можно было бы с револьвером в руке потребовать от индуса перстень. Ведь, в сущности, он его отдал не добровольно, он был принужден отдать… Почему бы ему, в свою очередь, не принудить индуса вернуть перстень!

— Пусть сагиб не думает о перстне… — словно угадав его мысли, сурово сказал Динг-Синг, — если сагиб убьет Динг-Синга, он не найдет дороги в город и его растерзают дикие звери джунглей… Динг-Синг вернет перстень браминам…

— Ладно!.. — с досадой прервал его Орк. — Ну, что же, мне придется вместо перстня взять эту змею на память о Стране Чудес… Я повезу ее с почетом, в банке со спиртом, в Европу.

— Как угодно будет сагибу… — равнодушно пробормотал индус и, подняв убитую змею, положил ее в седельную сумку. Орк вскочил в седло и тронул лошадь. Он молча ехал за заклинателем змей, вспоминая приключения этого дня, казавшиеся ему теперь сном, и изредка осматривал укушенную змеей руку. Опухоль спала совершенно, ранки затянулись и к Орку вернулось обычное спокойствие и ясность духа: он знал что яд кобры действует почти моментально и что теперь опасность прошла.

Ему пришла в голову мысль показать доктору лист, наложенный индусом на место укуса… Можешь быть, доктор определит, с какого дерева он сорван, и европейская медицина обогатится новым радикальным средством от укусов ядовитых змей.

Осмотревшись, Орк неожиданно заметил исчезновение своего проводника и растерянно остановил лошадь, но индус словно провалился сквозь землю.

Приподнявшись на стременах, Орк стал всматриваться вперед, и ему показалось, что вдали заметны купола пагод города.

Он пустил лошадь карьером и скоро очутился перед верандой знакомой гостиницы…

Толстяк-доктор, сидевший за столиком, поднялся со стула и ждал Орка, попыхивая сигарой. Орк соскочил с седла, бросил поводья конюху, отстегнул от седла кожаную сумку и подошел к доктору.

— Взгляните на мою руку, доктор, — сказал он, сдергивая повязку.

Доктор взглянул на следы укуса и проворчал:

— Ах, как страшно!.. Вас укусил уж?

— Кобра, доктор, самая настоящая кобра! — вскричал Орк..

— Кобра? И вы еще живы? — удивился доктор, внимательно осматривая ранки.

— Осмотрите этот лист, доктор… Этот лист спас мне жизнь!.. — протягивая лист доктору, проговорил Орк.

— Самый обыкновенный пальмовый лист… Я что-то не слышал, чтобы такие листья обладали свойством излечивать укусы кобры!.. — пожал плечами толстяк. — Кто вам рекомендовал это средство, сэр?

— Мой проводник… — коротко ответил Орк и, достав из сумки убитую змею, протянул ее доктору.

— Кобра! Странно… — пробормотал тот. Он перевертывал змею, словно не верил своим главам и, наконец, заглянув ей в рот, неожиданно расхохотался.

— Что вас так развеселило? — нахмурился Орк.

— Простите, сэр… — вздрагивая от душившего его хохота, проговорил доктор, — но ваш заклинатель змей — шарлатан… Признайтесь, он сорвал с вас кругленькую сумму за излечение? Ведь у этой змеи вырваны ядовитые зубы!

— Не может быть! — вырвалось у Орка.

— Можете посмотреть сами, сэр… Индусы очень ловко проделывают эти операции со змеями, сэр. Лист пальмового дерева — средство от укуса кобры! Ха-ха-ха!

СТИХОТВОРЕНИЯ

Куклы

Золотится лампада в углу, Тихий сумрак детей убаюкал, Пятна света дрожат на полу И на лицах разбросанных кукол. Эти лица под слоем белил Неподвижны, как лица у статуй, Неизвестный шалун оклеил Их головки пушистою ватой. Тот же самый шалун паяцу Острой шпилькой лицо продырявил, А маркизе совсем не к лицу Вместо глаз две горошины вставил. Захрипят за стеною часы, Прокукует «двенадцать» кукушка, — И, пригладив рукою усы, Вскочит с пола веселый петрушка. Просыпаются куклы вокруг, — Пестрый клоун и пляшет, и свищет А маркиза слепая подруг Под кроватями ощупью ищет. В диадеме маркизы алмаз И наряд ее пестрый роскошен, Но не может сияющих глаз Заменить эта пара горошин. Золотится лампада в углу, Тихий сумрак детей убаюкал, Пятна света дрожат на полу И на лицах тоскующих кукол…

Гном

Прохладно в сумраке зеленом… Трещит сорока у дупла, Уносится с веселым звоном Неугомонная пчела. Где сломан бурей дуб столетний, Качается на ветке гном И слушает сорочьи сплетни В зеленом сумраке лесном. Вестей сорока знает много: — Лесник убил двух медвежат… Вчера ежиха-недотрога В кустах покинула ежат. В овраге волк зарезал зайца… Хорька ужалила оса… У горлинки стащила яйца Проворная кума-лиса. Нарушен гнома отдых сладкий, Дрожит в руке его кирка: В лесу родимом беспорядки Смущают сердце старика…

Леший

Ни конному, ни пешему Дороги не найти, — В лесу дремучем лешему Везде лежат пути. Головушка кудрявая Репьями убрана, Кругло лицо корявое, Как полная луна. Бородушка — мочалкою, Ручонка — как сучок, Бредет, да машет палкою Веселый старичок. От смеха травы клонятся, Колышется листва, За птахой леший гонится, Хохочет как сова. Раздолье ночью лешему, Везде лежат пути, — Ни конному, ни пешему Дороги не найти.

Жалоба лешего

Сколько деревьев по чащам порублено, Где ни посмотришь — просека, Сколько цветов понапрасну загублено Рваным лаптем дровосека… Парни-ль проедут лесными дорожками, — В чаще костры поразложат, Бабы крикливые бродят с лукошками, Зверя и птицу тревожат. Прогнаны звери гостями проклятыми, Дятлы — в безвестной отлучке, Срыты давно озорными ребятами Все муравьиные кучки. Прежде, бывало, и в дни-то погожи Чащи для странних — потемки, Крикнешь — стрелой убегают прохожие, Бросив со снедью котомки. Часто находишь там хлеб с коровайцами, Множество всяческой снеди, Делишься с лисами, делишься с зайцами, В гости заходят медведи… Прежде ты с песнями ходишь веселыми, Снедь подбираешь, да свищешь… Ну, а теперь над чащобами голыми Много ли корысти сыщешь!