Говорили, что Потухшие могут открывать Врата-в-никуда. Дверь в Ледяные чертоги, куда уходят мертвые. Жрецы и орден Пустых (или Потухших) свято хранили вход, путешествовали вслед за исчезающими Вратами, охраняли от случайного вторжения. Сам Ларрен в эти россказни особо не верил, но жрецов, как подобает, боялся. Что делали они с Потухшими, мужчина не знал, но ничего хорошего от жрецов не ждал точно.
– Эй, ведьма! – в дверь забарабанили. Крисс поспешно бросилась открывать.
– Опять ведьмовскими делами маешься? – красноносый мужик оперся об дверной косяк и оценивающе оглядел накрытый стол.
Миклош прекратил жевать и смущенно положил ложку на стол. Ларрен беззастенчиво отправил еще один кусок мяса в рот, не рассчитал немного и уронил половину по дороге. Гость хмыкнул. На нем был приличный, но запятнанный чем-то жирным костюм, пропахший сивухой и жареной рыбой.
– О, как! Путников привечаешь, – понятливо протянул гость. – Тяжко, небось, одной-то без мужика.
– А ты меня уже в шлюхи что ли записал? – фыркнула девушка, скрестив руки на груди. – Лучше бы постеснялся на люди в таком виде выходить, господин староста!
Шаман не удержался от смешка. Ларрен пнул его по голени и лучезарно улыбнулся девушке в знак поддержки. Травница жест не оценила, только дернула коротко уголком рта. Староста перед ней замялся, краснота с его носа переползла на все лицо.
– Может, лекарство какое нужно? – сжалилась девушка.
– Ага… лекарство! – обрадовался мужик и рыгнул. – Прош прощ… – тут же забормотал он, прикрываясь рукой. По комнате пополз мощнейший запах спирта и старых дрожжей.
– Я говорила, что не умею делать самогон? – сочувственно опустила голову Крисс. Ларрену показалось, она перестала дышать в этот момент. Староста что-то невнятно пробурчал, но его перебил громкий возглас из-за занавески:
– Кто там?! Это ты чтоль, девка? Опять мужиков домой натащила?!
– Это я, тетя Ери! – воскликнул староста. – За настоечкой вашей!
– А… Так ты ж последнюю еще месяц назад вылакал. И бутыль назад не принес, паскуда! – еще громче завопила Ерения и староста, видимо, понял, что время прощаться.
Неуклюже протиснувшись к выходу, он боком выскочил на улицу и поплелся по улице. Миклош пару секунд наблюдал за ним из окна, хмурился, беззвучно шевелил губами. Ларрен на друга внимания не обращал.
– Я вот о чем хотел поговорить…, – начал он. – Уже далеко за полдень, до закрытия ворот мы в город не успеем, а ночевать под стенами очень не хотим. Может, мы с Миклошем здесь до утра останемся? Переночуем хоть на лавке, хоть в сенях, а рано утром двинемся в путь.
Крисс пожала плечами.
– Будут деньги – будет разговор. Вы же не думаете, что я вас здесь за красивую улыбку стану содержать?
Ларрен кивнул и выложил на стол несколько монет. Девушка ловко сгребла их, а затем благосклонно кивнула:
– Рядом с печкой – лавка и тахта из соломы. Отдыхайте. А вздумаете травы украсть и сбежать…– Кристиана потерла пальцы и лоза над дверью по-змеиному опасно шевельнулась. – Накажу.
Шаман хмыкнул и вновь взялся за ложку. Девушка окликнула старушку, спросив, все ли хорошо, получила что-то малопонятное, но нелестное и, собрав ведра, вышла во двор. Ларрен проводил ее фигуру взглядом и вздохнул.
– Сколько шуток в голове и ни одной приличной, – пробормотал он и вернулся к остывающей еде.
***
Сельская дорога была разбита тележными колесами. В дожди она превращалась в болотистое месиво с полуутопленными мостками, брошенными поверх грязи. А летом остатки досок торчали из-под утоптанной земли, напоминая крышки гробов на старом кладбище. В колеях от колес скапливалась вода, образуя илистые лужи – радость для местных уток. Крисс до ужаса боялась их и ходила по улице с длинной палкой в руках. Она ловко маневрировала между лужами и кучками коровьего добра, морщила нос, громыхала ведрами, чтобы распугать наглых птиц. Утки недовольно шлепали мимо, тянули длинные шеи, выпрашивали еду. Но девушка была непоколебима. Ее интересовал только колодец и ветки чертополоха, растущего рядом.