Тусклый взор медника внезапно обратился на Ки. Возчица немедленно отвела глаза. Ей стало стыдно, она почувствовала себя испорченным ребенком, которого застукали взрослые. Она торопливо пересекла комнату, метя пыльными юбками по грязным голенищам дорожных сапог. И нервно огляделась, высматривая себе стол как можно дальше и от пьяниц, и от керуги с их щебечущими симбиотами. Подходящий столик так и не попался ей на глаза. Зато она разглядела неподалеку низкую дверь и, нагнувшись, заглянула в скудно освещенную комнату.
Деревянный пол был устлан камышом и приятно пахнувшими травами. Там и сям виднелись невысокие столы-подносы, засыпанные подогретым песком. За столами, сидя на корточках, обедали т'черья. Глаза у них помещались на стебельках; несколько этих глаз обратилось в ее сторону, потом вежливо отвернулись. Пальцы-клешни на многосуставчатых конечностях вновь потянулись к еде, поднося кусочки ко ртам, где двигались челюсти, напоминавшие жвалы-мандибулы насекомых.
Ки нырнула в низенькую дверь и вновь выпрямилась, наслаждаясь приглушенным светом, чистотой и относительным спокойствием, царившим в этой комнате. Сзади, из общего зальчика, вновь донеслось «Проклятые кровопийцы!» медника, сопровождаемое неразборчивой бранью по адресу Заклинательниц Ветров, чем-то не угодивших ему. Здесь, по счастью, слышно было только постукивание хитиновых пальцев о круглые донца сосудов с едой, установленных в рыхлом песке.
Единственный человек, присутствовавший в помещении, сидел, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги под столом, причем одна нога в дорожном сапоге уютно покоилась на другой. Закинув голову и глядя вверх, он обшаривал одной рукой полочку на стене. Вот, дотянувшись кончиками пальцев, он пододвинул к краю бутылку и ловко поймал ее, когда она уже собиралась упасть. На голову ему при этом просыпался тонкий ручеек песка. Умелым движением кисти мужчина ввинтил круглое донышко в песок на подносе. Там уже стояли наготове два полусферических стакана: один чистый, другой – со следами вина.
Парень засучил до локтей рукава сливочного цвета рубашки, обнажив изящные мускулистые руки, и занялся пробкой. Прядь вьющихся темных волос упала ему на лоб, частично скрыв шрам, располосовавший лицо.
Ки прошла через всю комнату, ступая так осторожно, что сидевший заметил ее, только когда она оказалась прямо перед ним. Он поднял голову, и его темные глаза встретились с ее зелеными.
– Вообще-то я могла бы и догадаться, – проворчала она, легонько пиная его сапог. – Надо было с самого начала высматривать керугийскую гостиницу с т'черийской кухней!..
И Ки опустилась на пол, устраиваясь рядом с ним и закидывая, удобства ради, ноги в сапогах поверх его ног.
– Я-то думал, это настолько само собой разумеется, что и упоминать незачем, – охотно согласился Вандиен. – Ну и как прошла поездка?
Ки откинулась спиной к стене и расслабилась, наслаждаясь покоем.
– Отвратительные дороги, ужасающая жара, негостеприимные города… и неблагодарные клиенты на этом конце. Заявили мне, что-де верхние мешки с бобами испортились из-за непогоды, хотя они с самого начала вполне соответственно пахли. Пришлось чуточку поспорить и самую малость уступить при окончательном расчете… а так расстались друзьями. По крайней мере, оло того керуги при расставании вел себя более-менее дружелюбно. Что же до керуги… кто их знает, что они на самом деле думают. Мы общаемся с ними через оло, и опять же никто не знает, в какую сторону они подправляют их ответы…
– М-м-м-да, – пробурчал Вандиен. Он вновь занялся бутылочкой и отскреб зеленоватый воск, обнажая волокнистую затычку. Сунув руку под стол, он извлек из поясных ножен небольшой нож и принялся ее выковыривать. – Надеюсь, ты не слишком устала, – произнес он нарочито небрежно. Он забавлялся – Ки заметила, как дрогнули уголки губ. Он попытался спрятать это движение, разглаживая усы, но опоздал.
– Хорошенько отоспаться – и порядок, – сказала она.
– Значит, думаешь, сумеем добраться в Обманную Гавань через десяток ночей?
– В Обманную Гавань? А это где?
– День верхом от Горькух. В фургоне, может, два: дорога, говорят, узкая и ухабистая.