– Он шутит так, что ли? – недоуменно спросил швейцар официанта. Тот возвел глаза к небу.
Полковник Клэр и его жена прожили в Ваи-Ата-Тапу уже двенадцать лет. В Новую Зеландию они приехали из Индии, когда их дочери Барбаре, появившейся на свет через три года после свадьбы, было тринадцать, а сыну Саймону – девять лет. Друзьям Клэры сообщили, что хотят вырваться из рутины жизни, обычно поджидавшей отставных военных в Англии. К тому же полковник получил кое-какое наследство, на большую часть которого Клэрам, перебравшимся в курортное местечко, прославившееся своими минеральными водами, и удалось отстроить неброский, но уютный пансион. Оставшуюся сумму чета потихоньку спустила, поучаствовав в нескольких сомнительных сделках. Работали Клэры как лошади: все добрые советы они с благородным негодованием отвергали, зато дурные принимали с трогательной благодарностью. Вдобавок эта семейка обладала поразительной способностью собирать вокруг себя совершенно невыносимых людей, и вот сейчас, в те дни, когда разворачивается наше повествование, они как раз привадили невозможного субъекта по имени Герберт Смит.
Дождавшись ухода на пенсию своего талантливого, но вспыльчивого братца, миссис Клэр предложила ему оставить Англию и присоединиться к ним. Доктор Акрингтон согласился переехать в Ваи-Ата-Тапу, но только в качестве обычного жильца; он хотел сохранить полную свободу, чтобы иметь возможность вволю критиковать и жаловаться – занятие, которому наш почтенный муж предавался столь же самозабвенно, сколь и постоянно, особенно по отношению к своему племяннику Саймону. Барбара Клэр, племянница доктора, трудилась сразу за двоих слуг и почти не выходила из дома, старательно сохраняя в нем милый добрый дух ортодоксальной английской провинциальности, которую переняла от матери. Саймон, напротив, посещал местную школу и, находясь, с одной стороны, под влиянием фамильной бедняцкой гордости, а с другой – подозрительности местной ребятни по отношению к «помми» – английским переселенцам, стал типичным колонистом, порой замкнутым, но определенно неотесанным. За год до начала войны он оставил школу и теперь проходил стажировку в летной части.
В то утро, когда доктор Акрингтон покатил в Гарпун, Клэры занимались привычными делами, хлопоча по хозяйству. В полдень полковник Клэр, страдающий радикулитом, погрузился в радоновую ванну, миссис Клэр лелеяла ишиас в горячем источнике, Саймон отправился в свою келью упражняться в азбуке Морзе, а Барбара готовила обед в раскаленной душной кухоньке; Хойя, юная девушка-маори, помогала ей.
– Займись-ка лучше тарелками, Хойя, – попросила Барбара, стряхивая со лба непокорный, влажный от пота локон тыльной стороной ладони. – Что-то я совсем закопалась. Для столовой нам потребуется только шесть приборов – мистер Квестинг обедает сегодня на свежем воздухе.
– Как здорово! – живо откликнулась Хойя. Барбара сделала вид, что не расслышала. Хойя, двигаясь с животной грацией, свойственной всем маори, радостно заулыбалась и принялась нагружать поднос тарелками. – Терпеть его не могу, – буркнула она себе под нос.
Барбара вскинула голову. Хойя вдруг ни с того ни с сего звонко расхохоталась – смех у нее был грудной, сочный. «Никогда я их не пойму», – невольно подумала Барбара. А вслух сказала:
– Не лучше ли будет, если в следующий раз, когда мистер Квестинг начнет к тебе… начнет тебя поддразнивать – ты просто сделаешь вид, будто не слышишь его?
– Он выводит меня из себя, – сказала Хойя, и вдруг глаза ее гневно заблестели. – Дуралей чертов! – выкрикнула она, топнув ногой – точь-в-точь как рассерженный ребенок.
– Неужели ты и вправду так на него сердишься?
Хойя покосилась на Барбару, скорчила потешную гримаску и прыснула.
– Не забудь про чепец и фартук, – сказала Барбара и вышла из знойной кухни в столовую.
Деревянный одноэтажный пансион Ваи-Ата-Тапу был выстроен в виде буквы Е, у которой не хватало средней палочки. Столовая располагалась в центре длинной части здания, отделявшей кухню, раздаточную и подсобки от комнат постояльцев, занимавших также и восточное крыло. Западное крыло, целиком отведенное Клэрам, состояло из цепочки тесно прилепившихся друг к дружке комнатенок и крохотной гостиной. Полковник Клэр в свое время сам разработал проект на основе планов армейских казарм, чуть-чуть разбавив крепкое военное варево санаторным бульончиком. «Для вкуса». Коридоров в доме не было, и все комнаты выходили на крытую веранду. Изнутри деревянные стены были покрыты желтовато-рыжей масляной краской. В пансионе стоял едва уловимый запах льняного масла и очень ощутимый – серы. Наблюдательный гость мог бы даже проследить историю развития бизнеса Клэров. Гравюры с видами Лондона, резные столы и стулья, покрытые неплохо сохранившимся лаком, аккуратно начертанные плакаты; развешанные в ванных и туалетах рифмованные обращения, призывающие гостей соблюдать чистоту и порядок, – все это свидетельствовало о больших начинаниях. Сломанные паспарту, облупившаяся местами краска, рябая штукатурка и сиротливо висевшие по углам липучки для мух не менее красноречиво говорили о постепенном, но неуклонном упадке. В доме было прибрано и чисто, местами даже царил близкий к идеальному порядок, но вот дух того особого семейного уюта, что присущ старым английским пансионам, почему-то почти не ощущался. Наружная стена столовой была сконструирована из застекленных панелей, которые по первоначальному замыслу должны были разъезжаться в стороны, но вместо этого по какой-то дьявольской прихоти предпочитали застревать. Зато через стеклянную стену можно было, не выходя из-за обеденного стола, любоваться горячими минеральными источниками.