Неожиданное обращение по имени оказалось очень приятным. Гарри вспомнил постоянное шипение и презрительно выдавливаемое «Поттер», словно синоним слова «придурок», и еле удержался, чтобы не помотать головой, отгоняя слуховые галлюцинации. Стоило оказаться под «Империо», чтобы узнать, что ты всё же «Гарри», а Снейп не такая желчная зараза, которой постоянно прикидывается.
В последний год его всё чаще отправляли «общаться со Злеусом Злеем», именно такую, с подачи Рона, дали «кодовую кличку» Снейпу. Аврорату постоянно требовались зелья, начиная от бодрящих и заканчивая сывороткой правды, раньше к Снейпу в качестве наказания ходили неудачники, наделавшие косяков или ошибок в отчётах. Но потом как–то так повернулось, что основным «просильщиком» и заказчиком зелий стал именно Гарри. Может, потому, что сначала вступился за ноющего Рона, решив, что хуже, чем в школе, всё равно не будет, а ему не привыкать к нападкам Снейпа? А потом «получать зелья от Злея» практически вменили ему в обязанность… К счастью, дурное настроение Снейпа чаще всего распространялось на их коллег и начальство, а иногда меткие высказывания даже озаряли Гарри и помогали в делах.
Поглощённый своими мыслями, он последовал за Снейпом по обсыпанной галькой дорожке к особняку.
— Ты хотел бы что–нибудь выпить, Гарри? Может, вина? Или огневиски? — когда они вошли в дом, довольно, кстати, уютный, спросил Снейп, снова назвав по имени. Гарри прикрыл глаза, почему–то из уст вредного профессора это звучало музыкой. Словно Снейп, наконец, признал его. К такому можно и привыкнуть.
— Да, я бы не отказался, — хмыкнул Гарри и решил рискнуть, добавив: — Северус, — всё же Снейп назвал его по имени, надо было проверить, разрешит ли профессор звать по имени и себя. Тот неожиданно оказался совсем близко, почти вплотную, так, что Гарри через одежду ощутил тепло его тела и неожиданно очень приятный запах пряно–сладкого аниса со смесью горько–холодной полыни. На бледных щеках Снейпа появился лёгкий румянец.
— Повтори, пожалуйста, — почти шёпотом попросил Снейп, — моё имя. Повтори, — Гарри явственно ощущал его дрожь.
— Северус?..
И неожиданно для себя оказался в крепких и горячих объятиях, а выдающийся нос зельевара что–то сосредоточенно вынюхивал в его волосах, обдавая тёплым дыханием. Гарри напрягся, ощутив так много прикосновений сразу, но последующие слова заставили забыть о неудобствах и внимательно слушать.
— Прости, прости меня, Гарри, — словно в каком–то бреду шептал Снейп, отчаянно сжимая его в объятиях. — Когда я услышал сегодня от этого рыжего лодыря и завистника о твоей свадьбе и увидел твоё лицо, всё внутри опять перевернулось. Эмоции взяли верх, как всегда в твоём присутствии. Мне захотелось забрать тебя и спрятать ото всех. Так захотелось, чтобы я имел на это право… Большей глупости, чем применить к тебе «империо», я не придумал. Прости, прости меня.
Сердце «бессердечного Ужаса подземелий» билось так сильно, что чувствовалось под рукой, которую Гарри успел поставить между ними, когда хотел оттолкнуть прижавшегося к нему мужчину. Внезапно его словно окатило этой волной отчаянной любви. Именно любви! Гарри с непонятным ему восторгом понял, что его любят. На самом деле любят. И именно его — Гарри. А не какого–то там Героя или «Золотого мальчика». Осознавать всё это было на самом деле весьма неожиданно, но и одновременно — приятно.
Гарри считал себя асексуальным. Фанатки его пугали. Мысли о поцелуях возвращали к слезам Чжоу Чанг. Джинни… после пары неловких обжиманий удалось внушить, что пока им нельзя встречаться, чтобы она не пострадала, а потом… было как–то не до этого. То народу много, то учёба, то работа, то у неё сборы. Сексуальный контакт предполагал прикосновения. Много прикосновений. Впрочем, к объятиям Северуса, переборов первую панику, он как–то быстро привык, что нельзя было сказать о безумных тисканиях Молли Уизли. Они явно отличались. Молли, обнимая его, постоянно кудахтала, сетовала и причитала. У Гарри всегда возникало чувство, что его ощупывают, словно выбирая гуся на рынке: «слишком худой, рёбра торчат, а чего такой синий, своей смертью, что ли, умер?»
Северус со вздохом отстранился и какой–то тяжёлой шаркающей походкой направился к бару. Сердце Гарри сжалось, когда он смотрел на ссутулившегося, словно под гнётом огромного чувства вины профессора. Где всегда лёгкий, летящий шаг, от которого развевалась мантия? Сказать Снейпу, что его заклятие давно кануло втуне? Да Снейпа удар хватит! Просто уйти? Гарри не позволяла совесть. К тому же Северус Снейп, настоящий, позволяющий заглянуть под маску ненавидящего всех ублюдка, был невероятно интересен. Словно снявший латы рыцарь. Или добровольно вышедший из панциря рак–отшельник. Наложить двойной обливиэйт, чтобы избавить их обоих от чувства неловкости?