– Вот здесь – скрипач, как и я. По крайней мере, я себя таковым считаю. Я думаю, его имя, вряд ли, скажет вам что-нибудь.
– Я никогда не интересовался музыкой. Но расскажите подробнее.
– Он жил на Земле, в двадцатом веке по стандартному календарю. Религиозный человек, как мне кажется. Мы сможем вызвать его и спросить, что он думает о войне и мире, если вы хотите.
– А это возможно?
– Конечно!
– Тогда вызывайте!
Малори указал на нужные гнезда подключения на компьютерной памяти, Гринлиф сам подсоединил провода.
– И как же общаться?
– Просто. Говорите!
Гринлиф обратился к кожаному кейсу. Голос его был отрывист и, как показалось Малори, немного взволнован:
– Ваше имя?
– Альберт Волль, – голос, донесшийся из компьютерного говорителя, казался более человеческим, чем голос ушедшего берсеркера.
– Как вам нравится мысль о том, чтобы принять участие в войне, Альберт?
– Отвратительная мысль.
– Вы хотите сыграть нам на скрипке?
– С удовольствием.
Лицо Гринлифа перекосилось от негодования. Наступила минутная пауза. Но никакой музыки не последовало. Малори пояснил:
Необходимо подключиться к более сложному компьютеру. Тогда можно будет слушать и музыку.
– Не думаю, что она нам так уж нужна.
Гринлиф отключил Альберта Волля и начал просматривать другие кейсы, хмурясь при виде незнакомых имен. В комнате Малори было всего двадцать – двадцать пять кейсов.
– Кто они? – спросил Гринлиф.
– Современники Альберта Волля. Исполнители, музыканты, – Малори, чтобы хоть немного расслабиться, присел на кушетку. Он чувствовал постоянное головокружение. Но затем он вновь поднялся и подошел к стопке с персоналками.
– Это – Эдвард Маннок. Он был слеп на один глаз. И не мог пройти комиссию, которая отбирала людей для службы в армии. А здесь, – Малори указал на другой кейс, – человек, который крайне недолго служил в кавалерии, но однажды лошадь его сбросила, и он был переведен в интендантский взвод. А здесь – персоналия молодого человека, который умер в возрасте двадцати трех лет.
– Отчего он умер? – внезапно спросил Гринлиф, глядя на свой прибор.
– От туберкулеза.
Гринлиф сделал резкий выпад и ударил Малори своим огромным кулаком в живот. Тот сложился пополам, ожидая нового удара. Если так будет продолжаться, и дальше, то он скоро отойдет в “лучший” мир.
– Да, – пробормотал Малори. – Он умер по другой причине. Его убили. Но у него действительно был туберкулез.
– Хорошо, – сказал Гринлиф с хмурой ухмылкой, вновь взглянув на детектор лжи. Затем он улыбнулся. Как это ни странно, улыбка придала его лицу доброжелательности.
– Хорошо. Музыканты, и я предполагаю, терпеть не могут войну. Если машины одобрят, то мы сможем установить их и отправить истребители. Иан Малори, я увеличу ваше жалованье, – его улыбка стала еще шире. – Мы сможем, я думаю, выкупить еще один год жизни, если, конечно, все пройдет хорошо.
– Рад стараться, сэр, – Малори попытался при этом молодцевато стукнуть каблуками, но потерял равновесие и чуть было не упал. Боли в голове и животе давали о себе знать.
– Ничего, ничего, – в голосе Гринлифа послышалась, чуть ли не отеческая забота. – Присядь, отдохни.
Когда берсеркер-хозяин вновь появился у них перед глазами, Гринлиф поклонился и попытался объяснить ему суть проекта. Малори, маячивший у него за спиной, с удивлением обнаружил, что тоже кланяется.
– Приступайте, – сказал берсеркер. – Если вы не поторопитесь, то корабли могут попасть в космическую бурю, которая бушует впереди по курсу нашего полета.
Затем машина вышла. Видимо, у нее были какие-то свои дела.
Гринлиф и Малори принялись за дело. Страх перед смертью придал им новые силы.
Установка персоналий, проводимая в четыре руки, шла довольно быстро и гладко.
Необходимо было открыть кабину истребителя, вставить персоналию в адаптатор, настроить режим, присоединить все кабели и провода, все проверить и вновь закрыть кабину.
Поскольку необходимо было торопиться, то тестирование персоналий свелось к получению ответа от каждого испытуемого уже после того, как он был установлен в кабине.
Большинство вопросов на ответы касалось погоды (в те дни, которые уже давно стали прошлыми), устаревших меню, а также примитивный обмен любезностями (например, расспросы о здоровье).
Все кажется, шло хорошо. Но все же Гринлиф несколько колебался. Он сказал об этом Малори.
– Я надеюсь, эти чувствительные джентльмены выстоят в суровых условиях, когда узнают, что от них требуется.
Это будет для них захватывающий опыт. Машины не ожидают хороших бойцов, но ваши персоналий все же не должны впадать в кому