Когда Брам остановил джип у разрушенной стены отеля Корна, пробитую на шоссе колею уже замело белым пушистым снегом. Буря, будто вырвавшись из огромных мехов, пронеслась через городишко.
Господин Корн уставился на майора, как на привидение. Его обычно невозмутимое лицо вытянулось, глаза округлились.
— Я полагал, что вы парализованы, — запинаясь, растерянно пролепетал он. — Об этом сам господин генерал говорил.
— Может быть. Только отчасти. — ответил Брам рассеянно. — Фрау Хальваг?..
— Да, она живёт всё в той же комнате.
«Знакомые ступеньки. Здесь я впервые встретил Эльвиру Май», — подумал майор, поднимаясь по лестнице. Узкий коридор, чуть освещённый двумя тусклыми лампочками. Потёртая ковровая дорожка. Номер на фарфоровой табличке.
Перед дверью он почувствовал слабость во всём теле, а левая рука будто налилась свинцом. Он завернул рукав. Красная полоса уже тянулась от запястья к предплечью. «Наверное, воспалилась», — подумал он и, тихо постучав в дверь, прошептал:
— Это я, Брам!
Ввалившись в комнату, он чуть не упал. В полутьме Брам увидел Урсулу.
Пот выступил у него на лбу.
— Сепп, ради бога…
— Уже всё прошло…
А перед глазами тёмные круги. Фуражка покрылась корочкой льда. Снег налип на подошвы. Пальто тянет, как камень.
— Извини, пожалуйста, Урсула, но… — Он снял портупею и кожаное пальто. Комната качалась и плыла перед глазами, и ему стоило усилий сдержать себя.
— Сними сапоги, — сказала Урсула, вешая пальто на вешалку. — Как ты сюда попал? Что-нибудь случилось?
— Я был в госпитале. Почти по службе. Так уж получилось.
— У доктора Квангеля?
— Я думал, ты обрадуешься…
Она подошла к нему и, закрыв глаза, поцеловала. Брам обнял её за плечи, привлёк к себе. Он почувствовал её глубокое дыхание и ощутил, как высоко вздымается её грудь. Потом глаза её открылись.
— Сколько времени ты пробудешь здесь?
— Совсем немного, — ответил он охрипшим голосом и подумал, что снежный буран намёл огромные сугробы между Эйфелем и Арденнами и может занести всю дорогу. «А тут этот проклятый приступ слабости!» У майора опять закружилась голова.
— Ложись в постель. Полежи несколько минут, а я поищу каких-нибудь капель.
Нежные руки Урсулы подложили ему под голову подушку.
«Как приятно немного расслабиться!»
Брам слышал биение своего пульса и чувствовал холодный край стакана возле губ.
Урсула склонилась над ним. Он увидел её правую бровь, немного круче левой, её большие глаза и красивые губы, в которых ощущалась какая-то наивность и беспомощность.
Время шло.
— Я не могу представить себе жизни без тебя, милая ты моя, — шептал он.
— Я тоже, — кивнула она в ответ.
Он целовал её щёки и виски, так как знал, что она этого хочет. Но при этом испытывал странное чувство, будто взял счастье напрокат. Его рука крепко сжимала её пальцы.
— Девять пальцев уже принадлежат тебе, — прошептала она чуть слышно, прижимаясь губами к его уху. — Разве этого мало? Полтора месяца мы знаем друг друга. И как мало встреч за это время дала нам война…
— А твоё прошлое прочно уцепилось за оставшийся палец.
— Я молюсь о том, чтобы решиться, — слетели с её губ слова. — Чудо…
— Знаешь что, Урсула, когда я отражаю атаку врага, я стреляю. И я не имею права в этот момент думать о чём-то другом, личном. А в другое время я думаю только о тебе. Я не могу ответить, ради чего жил, пока ты не вошла в мою жизнь. Каждый день без тебя для меня рас-трачен попусту. Но ведь сейчас война. Она разделяет мёртвых и живых. И разлучает живых. Не будь этой войны, нас, вероятно, разделила бы ханжеская мораль. Иногда на меня нападает страх, мне кажется, что наша проблема может остаться неразрешённой.
— Но я люблю тебя…
— Чудеса случаются только в сказках. Лишь когда ты решительно скажешь мне «да», мы сможем соединить наши судьбы.
— Я люблю тебя бесконечно…
«Её жаркий, удивительно красивый рот… Разве можно сейчас думать о чём-нибудь другом? Но война есть война. Сегодня ночью половина моего полка на переднем крае караулит, по сути дела, монокль и генеральские побрякушки Круземарка…
Урсула, любимая, жизнь бесконечно прекрасна. Но за окнами безжалостная снежная ночь. Остаются Сен-Вит и выдохшееся наступление в Арденнах. А здесь ты, моё чудо. С тобой всё так просто. Мы оба теперь — одно целое. И когда-нибудь мы будем вместе. Только об этом пока знаем лишь мы с тобой».
Холод проникал через оконные рамы и шторы затемнения. Браму показалось, что Урсулу знобит.
— Накинь пальто, а то совсем замёрзнешь.