— Робби, — позвал Эрик выжлятника. — Уведи собак и моих людей подальше в лес. Вы нарушаете покой Эмбер.
Эмбер уже открыла рот, собираясь сказать, что это не так. Но взгляд, брошенный на нее Эриком, заставил ее промолчать. Она молча ждала, пока вся беспорядочная и шумная толпа собак, лошадей и людей не скрылась за деревьями.
— Как поживает незнакомец? — резко спросил Эрик.
— Лучше, чем твой гончий.
— Может быть, в следующий раз Трабл прибежит сразу, как только Робби затрубит в рог.
— Сомневаюсь. У подростков мужского пола много страсти и мало мозгов.
— Я бы обиделся, не будь я давно взрослым, — сказал Эрик.
Эмбер округлила глаза.
— Правда? И с каких же пор ты взрослый, мой господин?
Улыбка мелькнула и угасла на красивом лице Эрика.Он молча ждал, когда Эмбер заговорит о том взрослом мужчине, который лежит у нее в хижине.
— Он проснулся, — сказала она.
Правая рука Эрика легла на рукоять меча, с которым он никогда не расставался.
— Как его зовут? — спросил он.
— Он не помнит.
— Что такое?
— Он не помнит никаких имен из прошлой жизни, даже своего собственного.
— Он просто хитрый, как лис, — возразил Эрик. — Знает, что попал в руки к врагу, вот и…
— Нет, — перебила Эмбер. — Он не знает даже, норманн он или сакс, крепостной или лорд.
— Что же, он околдован?
Эмбер покачала головой. Внезапное ощущение веса и блеска рассыпавшихся по плечам волос напомнило ей, что она еще не прибрала их как следует. Нетерпеливо тряхнув головой, она убрала волосы под капюшон своего плаща.
— От него не исходит чувство принуждения, — сказала Эмбер.
— Что еще ты почувствовала?
— Храбрость. Силу. Честь. Великодушие. Брови Эрика поползли кверху.
— Значит, святой, — сухо промолвил он. — Вот неожиданность.
На щеках Эмбер проступил румянец, когда она вспомнила, каким страстным желанием воспылал к ней Дункан; какая уж тут святость!
— Еще смятение, и боль, и страх, — твердо сказала она.
— А, так он все-таки человек. Какое разочарование.
— Эрик, сын Роберта Северного, ты дьявол! Он усмехнулся.
— Благодарю, Эмбер. Приятно, когда тебя по-настоящему ценят.
Эмбер засмеялась вопреки своей воле.
— Что еще? — спросил он. Ее веселость угасла.
— Ничего.
— Как это ничего?
— Ничего, и все.
Сокол распустил крылья, мгновенно уловив раздражение хозяина.
— Что он делает на Спорных Землях? — отрывисто спросил Эрик.
— Он не помнит.
— Куда он направлялся?
— Он не знает, — ответила Эмбер.
— Он под присягой у какого-то лорда или же ландскнехт?
— Он не знает.
— Раны Господни! — прошипел Эрик. — Он что, слабоумный?
— Нет! Просто он ничего не помнит.
— Когда ты его спрашивала, ты прикасалась к нему? Эмбер набрала полную грудь воздуха и коротко кивнула.
— И что ты чувствовала? — настойчиво продолжал расспрашивать Эрик.
— Когда он пытается вспомнить, получается какой-то хаос. Если не отступает, то видит ослепляющий свет и чувствует резкую боль…
— Будто удар молнии?
— Может быть, — сказала она.
Сузившиеся глаза Эрика стали похожи на янтарные щелки.
— Что с тобой? — спросил он через минуту. — Раньше ты никогда не говорила так неуверенно.
— Раньше и ты никогда не привозил мне человека, найденного в беспамятстве внутри Каменного Кольца, — ответила она.
— Ты жалуешься? Эмбер вздохнула.
— Прости. Я очень мало спала с тех пор, как ты привез его. Очень трудно было вызволять его из мрака.
— Да. Я вижу это по темным кругам у тебя под глазами.
Она слабо улыбнулась в ответ.
— Эмбер, скажи. Друг он или враг?
Это был как раз тот прямой вопрос, которого она все время боялась.
— Друг, — прошептала она. Потом честность и привязанность заставили ее добавить: — Пока к нему не вернется память. Тогда он станет тем, чем был до того, как ты привез его ко мне. Либо другом, либо врагом, либо вольным наемником, еще не присягнувшим никакому лорду.
— И это все, что ты смогла узнать о нем?
— Он не преступник и не дикий зверь, терзающий себе подобных. Несмотря на свой страх, он не причинил мне зла.
— Но…
— Но если память вернется к нему, он, возможно, не будет считать себя нашим другом. Или же окажется давно пропавшим кузеном, который будет счастлив вернуться домой. Только он сам может это сказать.
— Если память к нему вернется…
Эрик молча поглаживал своего сокола по блестящей спине, обдумывая услышанное. Неотвязное ощущение беспокойства пронизывало его мысли. Что-то тут было не так. Он знал это.
Он не знал лишь, что именно.
— А память вернется к нему? — спросил Эрик.
— Я не знаю.
— Так угадай, — коротко сказал он.
У Эмбер все похолодело внутри. Ей не хотелось и думать о том, что будет, если к Дункану вернется память. Если окажется, что он и враг, и любимый в одном лице…
Это разобьет ей сердце.
Не больше ей хотелось думать и о том, что будет с Дунканом, если память к нему не вернется. Он станет беспокойным, грубым, обезумевшим от оставшихся забытыми имен и неисполненных священных обетов, станет считать себя клятвопреступником.
И это разобьет ему сердце.
Эмбер стало трудно дышать. Такого бесчестия и таких мук она и врагу не пожелает, а не то что человеку, который покорил ее одним прикосновением, одной улыбкой, одним поцелуем.
— Я… — начала она, но тут голос ей изменил.
— Что с тобой, малышка? — спросил Эрик, встревоженный выражением обреченности, которое появилось в золотистых глазах Эмбер.
— Я не знаю, — сказала она прерывающимся голосом. — Может сотвориться столько зла. И так мало добра.
Жизнь тогда, может быть, даст богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется.
— Может, будет лучше, если я возьму незнакомца к себе, в замок Каменного Кольца, — задумчиво произнес Эрик.
— Нет.
— Почему нет?
— Он носит священный янтарь. Он мой. Уверенность, прозвучавшая в голосе Эмбер, удивила и встревожила Эрика.
— А что если память вернется к нему? — спросил он.
— Значит, так тому и быть.
— Ты можешь оказаться в опасности.
— На все Божья воля.
Волна гнева накатила на Эрика. Сокол закричал, а лошадь беспокойно переступила и стала грызть удила. Эрик придержал лошадь и успокоил сокола, не отводя глаз под пристальным взглядом Эмбер.
— Тебя не понять, — сказал он наконец. — Я пришлю за ним оруженосца, как только мы вернемся с охоты.
Эмбер непокорно вскинула голову.
— Как тебе будет угодно, господин.
— Проклятье! Дьявол в тебя вселился, что ли? Я же только хочу оберечь тебя от человека, у которого нет имени.
— У него есть имя.
— А мне ты сказала, что он не помнит, как его зовут.
— Он и не помнит, — ответила Эмбер. — Имя дала ему я.
— Как его теперь зовут?
— Дункан.
Эрик открыл рот, потом захлопнул его, и было ясно слышно, как клацнули его зубы.
— Объясни, — потребовал он.
— Надо же было как-то его называть. «Темный воин» ему подходит.
— Дункан, — повторил Эрик ничего не выражающим тоном.
— Да.
Издали донеслись звуки рога, говорившие о том, что спустили собак, которые должны были поднять пернатую дичь на крыло. А потом за ней устремятся в небо птицы, сидящие на руках у рыцарей. Сокол на луке Эрикова седла беспокойно закричал, услышав знакомый зов к охоте, на которую его почему-то не взяли.
У них над головой раздался крик завидевшего добычу кречета. Эрик поднял голову, обшаривая безоблачное небо глазами, не менее зоркими, чем у любой ловчей птицы.
Маленький свирепый сокол стал камнем падать вниз, подобный темной молнии, ударившей с ясного неба; серебряные украшения на его путах сверкнули в солнечных лучах. Хотя стремительное падение сокола закончилось за каменистой возвышенностью, Эрик не сомневался в его исходе.