Выбрать главу

Она оторвала пластырь, который придерживал иглу капельницы, выдернула эту иглу, села на кровати. И сразу же поняла, что переоценила свои силы. Голова кружилась, перед глазами плыли радужные пятна, в ушах бухало, как будто неподалеку забивали сваи.

Катя зажмурила глаза, несколько раз глубоко вдохнула. Тошнота и головокружение отступили, она сжала зубы и встала.

Палата качнулась, как палуба корабля, стены поплыли. Катя ухватилась за спинку кровати, снова глубоко вдохнула.

Нет, поняла девушка, в таком состоянии она далеко не уйдет. Возможно, с трудом доплетется до двери, выберется в коридор, но там силы наверняка оставят ее. Нужно хотя бы немного отлежаться, собраться с силами…

И тут с соседней койки до нее донесся едва слышный свистящий шепот:

— Милая, подойди ко мне!

Катя повернулась, взглянула на свою соседку.

Старуха немного приподнялась, ее выпуклые, коричневые, как два каштана, глаза лихорадочно блестели. Она смотрела на Катю умоляющим и в то же время властным взглядом.

— Позвать врача? — спросила Катя, невольно понизив голос.

— Нет-нет, не нужно! — прошелестела старуха. — Подойди ко мне, я должна тебе что-то сказать!

— Мне? — переспросила девушка.

— Да-да, тебе! — закивала старуха. — Подойди, милая!..

Катя смотрела на свою соседку с испугом и в то же время с сочувствием: видно, ей совсем плохо, скорее всего, она уже неадекватно реагирует на окружающую действительность, принимает Катю за кого-то другого, возможно, за какую-то свою знакомую. Впрочем, почему не поговорить с ней? Может быть, этой старухе осталось совсем недолго, нужно облегчить ей последние минуты жизни…

Нетвердой походкой Катя подошла к соседней койке, села на ее край.

— Наклонись ко мне ближе… — прошептала старуха.

Катя опасливо наклонилась, почувствовала на щеке слабое, прерывистое дыхание, ощутила запах каких-то лекарств, запах старости, болезни, смерти.

— Милая, прости, что обращаюсь к тебе, — шептала старуха, — но больше просто не к кому. Я должна была завершить свое дело, должна была передать, но не успела. Теперь очень важно, чтобы это не попало в дурные руки… Главное, чтобы это не досталось  ему

«Старуха бредит, — отстраненно подумала Катя. — Несет какую-то ахинею… Ну ладно, потерплю несколько минут…»

— Возьми, возьми это! — Старуха протянула Кате тяжелую руку, покрытую гречкой старческих пигментных пятен, разжала пальцы.

Катя увидела смятую, сложенную в несколько раз бумажку.

— Возьми! — повторила старуха и силой вложила бумажку в Катину ладонь.

«Пихает мне какую-то дрянь, — промелькнуло в Катиной голове. — Неизвестно где побывала эта бумажка…»

— Я должна была передать, но мне не хватило времени… — лепетала старуха. — Времени и сил…

— Что это? — Катя попыталась отдернуть руку, но из этого ничего не получилось.

— Возьми! — повторила старуха неожиданно властным, сильным голосом. — Возьми скорее, возьми, пока не поздно. Я чувствую, что  он скоро придет.

— Кто — он? — спросила Катя недоверчиво, словно не ожидая ответа на этот вопрос.

И старуха на него не ответила, вместо этого она жарко зашептала:

— Запомни — главное, чтобы это не досталось  ему, а все остальное ты потом поймешь!

— Но почему я? — растерянно переспросила Катя.

— Потому что больше никого нет. А ты, мне кажется, сможешь… ты сумеешь… так хотят звезды… Меркурий в четвертом доме, Водолей переходит в третью фазу, это благоприятствует перетеканию сил и влияний…

«Бред какой-то!» — подумала Катя, но тут же почувствовала — как только мятая бумажка оказалась в ее кулаке, рука невольно сжалась.

Голос старухи снова стал слабеть, тускнеть, она без сил откинулась на подушки. На ее лице проступала смертельная слабость, но вместе с тем удовлетворение, как будто она выполнила последнюю в своей жизни и очень важную работу.

— Сохрани… это… — прошептала старуха, и ее глаза полузакрылись.

Катя поднялась с койки, шагнула в сторону.

Слабость снова накатила на нее, стены палаты покачнулись. Она схватилась за спинку стула, отдышалась, медленно побрела к своей кровати. Неожиданно она осознала, что все еще сжимает в руке бумажку, которую всучила ей старуха. На глаза попался хромированный цилиндр мусорного ведра. Может, выкинуть эту бумажку, и дело с концом?

Прежде чем так поступить, Катя воровато оглянулась на соседнюю кровать.

Коричневые глаза старухи снова были широко открыты. Она следила за девушкой пристально, в упор.

Катя невольно вздрогнула, ей показалось, что старуха читает ее мысли. Нечего было и думать выбросить эту чертову бумажку под властным, неотступным взглядом.

Она крепко сжала бумажку в кулаке, доплелась до своей кровати и легла, уставившись в потолок.

По потолку бежали, змеясь и переплетаясь, полосы света — отсветы огней, проникающих в палату с улицы.

Эти полосы бежали все быстрее и быстрее, сплетаясь в фантастическом танце. Из них образовывались какие-то удивительные узоры, выстраиваясь в картины рождающегося сна. Но внезапно этот сон прервался, не успев начаться.

Катя лежала на спине, сна не было ни в одном глазу, ее охватила непонятная, гнетущая тревога. Она прислушалась и поняла, что разбудило ее, что вызвало эту тревогу, — дверь палаты с негромким скрипом открывалась.

Катя приподнялась, бросила взгляд на свою соседку. На ту как раз упал отсвет из окна, и Катя увидела широко открытые коричневые глаза. Старуха смотрела на открывающуюся дверь — и в ее взгляде был страх, но в то же время странное торжество. Видимо, почувствовав Катин взгляд, она быстро взглянула на девушку и приложила палец к губам.

Катя пожала плечами, невольно следя за дверью.

Дверь открылась, и в палату проскользнула темная, гибкая тень.

При виде этой тени Катя почувствовала, как страх и тоска сжали ее сердце. Она вспомнила, как в детстве собирала ягоды и вдруг, наклонившись к очередному кустику, густо усыпанному матовыми ягодами черники, увидела совсем рядом треугольную голову змеи и ощутила на себе ее холодный, немигающий взгляд. Тогда ее охватил такой же тоскливый, мучительный страх. Она застыла, не в силах пошевелиться, не сводя глаз со змеи. Так она простояла очень долго — хотя, может быть, это длилось всего полминуты, — пока змея плавно не скользнула в траву и не исчезла. Только тогда маленькая Катя закричала, заплакала…

Но сейчас кричать было нельзя. Вспомнив жест старухи, она вытянулась на кровати, закрыла глаза. И сделала это очень вовремя: незнакомец, проникший в палату, подошел к ее кровати, остановился над ней.

Катя старалась ничем себя не выдать — она дышала ровно и спокойно, как спящая. Незнакомец стоял над ней, она слышала его тихое дыхание, чувствовала на своем лице внимательный взгляд. Для большей достоверности она вяло шевельнулась, сонно почмокала губами и снова замерла.

Незнакомец отошел от нее, поверив, что она спит, и двинулся к кровати ее соседки.

В палате было тихо, как в склепе, и Катя отчетливо слышала каждый звук, каждый шорох, разыгрывающейся на ее глазах драмы. Оба участника этой сцены говорили шепотом, несмотря на обуревавшие их эмоции.

— Игра закончена! — прошипел незнакомец. — Отдай мне это!

— Никогда! — жарким шепотом отозвалась старуха. — Ты никогда это не получишь!

— Получу, старая мегера! Тебе никуда от меня не деться, ты прекрасно знаешь, что я сильнее! Ты отдашь ее мне!

— Нет! — Старуха по-прежнему шептала, но в ее шепоте чувствовались сила и уверенность, удивительная для человека, одной ногой стоящего в могиле. — Нет! Ты, может быть, сильнее меня — немудрено быть сильнее умирающей старухи, но за мной стоят такие силы, с которыми ты не сможешь тягаться! Ты никогда ее не получишь — этого не допустит великая сила судьбы!

— Это пустые слова! Ты от меня не уйдешь! Отдай мне это — или я отниму силой!