- Насколько я помню,- начала она, помолчав, - маленьким ребенком я жила в каком-то небольшом городке далеко отсюда, должно быть на Мазурах. Хорошо помню свою мать и человека, которого называла отцом.
Лицо ее собеседника помрачнело еше больше, он сидел, ие поднимая глаз.
- Моя мать была молода и красива,- продолжала девушка,- отец…
- Ее муж,- поправил дегтярь.
- …муж выглядел много старше ее. Он был кузнецом, у него было много подручных, и он редко появлялся в комнате, где жили мы с матерью. Хорошо помню, что он всегда смотрел на меня неласково и часто ссорился из-за меня с моей матерью.
Дегтярь нетерпеливо пошевелился, словно хотел ускорить ход повествования.
Дочь, видимо, поняла и поспешно стала рассказывать дальше:
- Однажды я сидела у окна и играла с куклой, которую сделала для меня мать… В это время около кузницы остановились две кареты. Что-то словно толкнуло меня, я тут же подозвала мать, чтобы она посмотрела на кареты, особенно на первую, запряженную четверкой лошадей, из которой выглядывал какой-то незнакомый мужчина. Бросив взгляд в окно, мать громко вскрикнула и без сил опустилась на ближайший стул.
Тучи на лице дегтяря стали еще темней.
Девушка продолжала:
- Я не обратила на это внимания и с большим интересом разглядывала чудесную карету. Вижу, мой от… мой отчим,- быстро поправилась она,- торопливо подбежал к ней и очень почтительно начал разговаривать с незнакомым господином. Вдруг он влетел к нам в комнату и долго шептал что-то моей матери на ухо. Мать плакала и, как мне показалось, чему-то упорно сопротивлялась. Наконец, поборов в себе что-то, она согласилась. Незнакомый господин в карете, видно, выходил из терпения, потому что в комнату вбежал его слуга и сердито накричал на моих родителей. Плача навзрыд, мать подошла ко мне, стала меня обнимать, целовать, отчим же что-то сердито бормотал себе под нос. Видя рыдающую мать, расплакалась и я. Тогда она утерла слезы и, тихонько всхлипывая, старалась меня утешить и приласкать. «Тише, тише, Ядзя,- говорила она дрожащим голосом,- мы поедем в этой красивой карете в костел!» Услышав такое обещание, я тут же успокоилась и стала поглядывать на карету с радостью.
Подошел отчим: впервые в жизни он нежно поцеловал меня и, взяв на руки, умильным голосом сказал: «Пойдем, душенька, я отнесу тебя в карету, а мама тем временем оденется». Мне хотелось идти с матерью, но я не стала противиться своему мнимому отцу, который в первый раз был так ласков и добр ко мне. Хотя на глазах у меня выступили слезы, я спокойно позволила отвести себя. Мать выбежала за нами в сени и еще раз вся в слезах обняла и поцеловала меня. И тут странное беспокойство и тоска охватили меня… Я хотела вырваться, но отчим быстро выбежал из дома и отнес меня во вторую карету, где сидела немолодая женщина с приятным, добрым лицом. Она посадила меня к себе на колени… начала ласкать, целовать. В это время затарахтела первая карета, за ней тотчас тронулась и наша. Я стала кричать, звать маму, которую на одно лишь мгновение увидела еще раз, она стояла у окна с протянутыми ко мне руками. Пани Тончевская, эта незнакомая женщина, которая потом стала мне матерью,- говорила девушка со все возрастающим возбуждением,- всеми силами старалась успокоить меня… утешала, целовала, одарила множеством заранее приготовленных игрушек и сладостей. Но я продолжала плакать и рыдать, пока меня вдруг не сморил сон.
Дегтярь тряхнул головой, видно, неприятно ему было то, что рассказывает Ядвига.
- Вы ехали несколько дней…- вставил он быстро.
- Первая карета куда-то пропала, и дальше мы уже путешествовали одни.
- Наконец вы прибыли во Львов… - снова подсказал дегтярь.
- Незнакомая женщина привезла меня в очень красивую квартиру, дала мне прелестные платьица, велела называть ее тетей и осыпала такими заботами и ласками, что через неделю мое детское податливое сердце успокоилось, и я лишь изредка вспоминала о маме, которая осталась где-то в далекой кузнице, но, как уверяла тетя Тончевская, должна была вскоре приехать ко мне. Тем временем проходили дни, недели, месяцы… Другая обстановка, совсем другая жизнь окружала меня… я все реже думала о матери, которую заменила мне моя милая бесценная тетушка.
- Ты, стало быть, была счастлива с тех пор? - спросил дегтярь, светлея лицом.
- О, очень счастлива, очень. Но и когда я подросла и стала ходить в пансион, один из лучших львовских пансионов, тетя - к тому времени она поседела, постарела и превратилась в бабушку - всегда очень умело избегала вопросов о моем детстве. Мои одноклассницы в пансионе не раз спрашивали меня о моих родителях. Я ничего не могла им ответить, только то, что они живут далеко. Однако не раз, возвращаясь после уроков домой, я твердо решала спросить бабушку, почему я так долго не вижусь со своими родителями. В таких случаях бабушка с грустным и жалобным видом говорила мне, что я, как видно, перестала ее любить, если снова тоскую о маме. Только когда мне исполнилось пятнадцать лет, она сказала мне, что человек, которого я называла отцом, вовсе не отец мой, а отчим, и он женился на моей матери, когда я уже была на свете. «Настоящий твой отец,- сказала бабушка, - человек высокого происхождения, но он тяжко провинился перед властями, нарушил существующие законы и поэтому должен все время скрываться, в противном случае его ждет суровая кара». Ты можешь себе представить, какое впечатление произвели на меня эти слова! Я спрашивала, увидимся ли мы с ним когда-нибудь? «Может быть,- отвечала бабушка,- когда станешь большой и разумной».