Но, едва пробежав несколько шагов, он вдруг остановился, потрясенный.
- А Ядзя! - вскричал он голосом, полным боли и отчаяния.
И замер в смятении, не зная, что делать.
Тут с поля донесся глухой топот копыт - это еще один всадник что было мочи скакал с другой стороны.
В глазах дегтяря блеснули радость и надежда.
- Юлиуш! - пробормотал он.- Скачет из Опарок полями, самым коротким путем!
И быстрее молнии дегтярь бросился наперерез всаднику.
- Юлиуш! - крикнул он. Всадник сдержал коня.
- Кто это? Что означает этот огонь? - задыхаясь, спросил юноша.
- Измена! - лихорадочно воскликнул дегтярь,- скачи, спеши, Ядвигу спаси… мою дочь!
Дальше Юлиуш не слушал… Крикнув что-то, он пришпорил коня и как безумный помчался к усадьбе.
На месте пожара уже толпился народ. Прискакала кавалькада всадников, которая так испугала дегтяря. Только это были не кто иные, как славный наш пан Гиргилевич с атаманом, гуменщиком и несколькими парубками на рабочих лошадях, а также почтенный мандатарий со своим штабом - паном Густавом Хохелькой и вооруженным саблей полицейским.
Атаман первым на фольварке увидел огонь в Жвирове и тотчас дал знать об этом эконому. Гиргилевич вскочил как ошпаренный, ибо, надо отдать ему справедливость, он всегда был скор на ногу в подобных случаях. Не раз он несся на пожар за добрых две мили, чтобы тут же зычным голосом начинать командовать спасателями.
Так и теперь он в одну минуту набросил на себя байковую гуню, схватил в руку неизменную нагайку и, добежав до конюшен, вскочил на первую попавшуюся лошадь.
- За мной, вот так-то! - заорал он на протиравших глаза парубков.
И через несколько минут во главе целого отряда уже мчался к Жвирову.
Сначала всем показалось, что горит усадьба, и все стали гадать отчего бы это.
- Может, просто туману напустил покойник! - закричал гуменщик
- Вот так-то! - рявкнул Гиргилевич и пришпорил коня.
- Туману, не туману,- задорно воскликнул атаман,- мы должны быть там, где огонь. Всем сразу покойник головы не свернет.
- Вот так-то! - подтвердил Гиргилевич по-своему и снова пришпорил коня.
На повороте к липовой аллее отряд встретился с мандатарием, который, как только его разбудил часовой, счел нужным собственной чиновной персоной присутствовать на пожаре.
Для пущей, однако, внушительности да и безопасности тоже он прихватил с собой Хохельку и полицейского.
Бедный актуарий, вырванный из объятий Морфея, мертвенно-бледный, в совершенном неглиже, трясся на старой судейской кляче, держась обеими руками за гриву, и так стучал зубами, что лошадь шарахалась.
Полицейский впопыхах натянул мундир на одну руку, а палаш пристегнул с правого бока. Никто из них, однако, не забыл, что в Заколдованной усадьбе, хоть и покинутой, полно разного рода ценных вещей, из которых кое-чем, верно, можно будет и поживиться.
Оба отряда поскакали бок о бок и только в половине липовой аллеи увидели, что усадьба стоит нетронутая.
- Это Костя Булий горит! - закричал атаман.
Мандатарий недовольно поморщился.
- А чтоб его... - буркнул он,- и надо же было мне, дураку, срываться с постели.
- Вперед, вот так-то! - загремел Гиргилевич.
Через несколько минут все гурьбой остановились на месте пожара.
Только несчастный Хохелька не сразу сумел сдержать коня и на несколько шагов опередил своих товарищей; с перепугу он начал орать не своим голосом и, потеряв равновесие, упал с лошади и растянулся во всю длину на земле.
Тем временем Гиргилевич спешился, его примеру последовали остальные. Хата и сарай Кости Булия пылали ярким пламенем. В сарае уже горели стены, на хате со страшным треском догорали стропила кровли. В небо поднималось кровавое зарево, а вокруг одна за другой вспыхивали молнии. И такой страшной, такой странно-торжественной выглядела в эти минуты сама Заколдованная усадьба. На стеклах высоких окон дрожали отблески пожара, серые стены приобрели кроваво-красный оттенок, а грохот и треск валившихся стропил отдавался внутри глухим эхом.
Гиргилевич сначала перекрестился, потом опытным глазом оглядел все вокруг.
- Иисусе, Мария! - крикнул он.- Окна и двери кем-то приперты снаружи.
- Должно быть, внутри кто-то есть,- откликнулся атаман.
- Вот так-то,- подтвердил Гиргилевич, во всех случаях жизни верный своему словцу.
Атаман подскочил к двери и топором, который он с собой захватил, разрубил лыковое перевясло, затем побежал к окну и, попыхтев, отодвинул кол, подпиравший ставню.