- Сдается, я в точку попал!
Только тогда начинались настоящие торги и переговоры. Пан судья для каждого подыскивал какой-либо изъян и за такую-то и такую сумму обещал исхлопотать у комиссии согласие с его мнением.
- Ты, Гаврило, будешь хром от рождения. У тебя, Микита, временами уши закладывает, а у тебя, Юрко, ребра сломаны. Но на все это требуется по меньшей тридцать реньских с каждого.
- А не много ли, вельможный судья,- решался к-лнбо несмело возразить ему.
- Много, разбойник, чтобы тебе здоровое ребро сломать, прямую вывихнуть ногу! - гремел пан мандатарий в гневе и возмущении.
Перед таким доводом терял силу любой упрек. Пан судья мог разгневаться и отказать в помощи.
Бедный мужичонка до крови чесал за ухом и в ко це концов раздобывал-таки требуемую сумму, последнюю корову мог продать, лишь бы спасти сынка от peкрутчины.
В некоторых случаях судья не ограничивался только этой тактикой. Он призывал опечаленного отца на доверительный разговор и, обратившись к нему как бы с cepдечным сочувствием, говорил:
- Плохо, милейший Матвей Саламаха. Там уперлись, твоего сына забрать хотят.
Бедный Саламаха робел.
- Где, вельможный судья? - отваживался спросить он дрожащим голосом.
- Там, в рекрутской комиссии,- торжественно отвечал мандатарий.- Вот посмотри - два раза красным карандашом сына твоего подчеркнули.
И при этих словах он подсовывал под нос еле живому от страха Саламахе рекрутские списки, где в одном месте виднелись две жирные красные черты.
- Видишь, тут под номером сорок семь значится твой сын Юрко Саламаха,- важно продолжал мандатарий водя пальцем поверх красных линий,- а здесь подчеркнуто, и сие означает, что его непременно хотят забрать. Это должно быть, тот офицер, что два года назад был тут в рекрутской комиссии, оказал тебе такую услугу.
- Покарай его бог,- жалобно стонал старый Саламаха, и глаза у него чуть не выходили из орбит, так впивался он в эти загадочные знаки. - И откуда он взялся на мою голову!
Судья только плечами пожимал.
- Ох, вельможный пан, неужто нет никакого спасения,- не унимался охваченный ужасом отец
- Знаешь что, мой добрый Саламаха, если нечем тебе хорошенько подмазать, чтобы выручить сына, лучше сразу же прекрати всяческие хлопоты. Покорись судьбе и сиди тихо!
- Ох, вельможный пан, он же у меня единственный. Да и к тому же ни на что не пригодный, у него ноги кривые.
- Ну, что там ноги! Руки у него прямые, а карабин держат руками.
На это бедный Саламаха не знал, что отвечать. Дух у него перехватило, когда он услышал, сколько требуется денег, чтобы предотвратить грозящее несчастье. Но хоть бы пришлось ограбить кого на большой дороге, он должен был к сроку раздобыть назначенную сумму.
У мандатария была особая шкатулка для приходов с рекрутчины; он называл их «доходами с бенефисов» и следил, чтобы ежегодная сумма не убавлялась. Только из этих денег мандатарий смог за двадцать лет своего правления в Жвирове собрать изрядный капиталец.
Недаром он считался самым крупным богачом во всем околотке, евреи из окрестных местечек, у которых нюх на чужие капиталы, исчисляли его наличность в несколько десятков тысяч.
- И кому он все это оставит! - беспокоились завистники, ибо детей у Гонголевского не было.
К несчастью, провидение отказало ему в потомстве.
- А я так хотела бы иметь детей,- говорила всегда судейша, закатывая глаза и тяжко вздыхая.
И правда, ей очень хотелось иметь детей.
А теперь, зная уже репутацию пана судьи, познакомимся с ним лично.
IV
ПАРТИЯ ВИСТА У МАНДАТАРИЯ
Вечерами, после целого дня, проведенного в служебных трудах и заботах, судья развлекался.
Приступая к первому с ним знакомству, мы застаем его дома, в так называемой гостиной, за ежедневной партией в вист. Прежде, однако, приглядимся поближе к его наружности.
В соответствии с двойственным, официальным и частным, характером деятельности мандатария также и лицо его имеет двоякое выражение. Наряду с достоинством и солидностью официального чиновника на лице этом проступают все признаки, присущие частному судейскому.
Физиономия мандатария должна ex officio иметь нечто от льстивости лакея и торжественности служителя Фемиды.
Бонифаций Гонголевский был выдающимся, идеальным, можно сказать, типом давнего галицийского мандатария и, разумеется, всем его достоинствам морального свойства должны были соответствовать внешние его черты и манеры.
Среднего роста, коренастый, он мог, по обстоятельствам, в одну минуту задрать голову высоко кверху или столь же быстро опустить ее вниз, прямо к коленям ясновельможного пана. Должно быть, поэтому мужикам и евреям казалось, что он высокого роста, а помещик и староста считали его чуть ли не карликом.