- А я хотел кое-что новое доложить ясновельможному пану.
- Новое?
- Да, ясновельможный пан. Сегодня я опять спал под крестом у поворота дороги на Бучалы и как услыхал, что на деревне пропели петухи, подкрался к усадьбе… а там этой ночью дивные творились дела.
Юлиуш нахмурился.
- Откуда у тебя это любопытство, бездельник?
Глаза оборванца злобно блеснули.
- Я поклялся, что не прощу Косте кривды, которую он мне причинил, и не прощу! - проговорил он с ожесточением, медленно цедя слова.
Юлиуш насупил брови и готов был вспылить, но удержался.
- Так что же ты хочешь рассказать мне? - спросил он.
Бывший солдат склонил голову набок и состроил таинственную хитрую мину.
- Этой ночью дегтярь снова был в усадьбе, а выехал оттуда только на рассвете, на доверху груженной повозке.
- А та пани или панна, которую ты видел недавно?
- Нынче я ее не видел, но зато встретился с самим покойником.
- С самим покойником?!
- С ним, с ним, ясновельможный пан. Когда я подкрадывался к усадьбе, то видел, как он на коне гонит полем напрямик к усадьбе, а потом в угловых окнах левого крыла сразу засветился свет.
- А этот, дегтярь, где же был?
- Да он еще на рассвете выехал со двора Кости Булия. Я спрятался в пшенице и видел, как он повернул к большаку.
Юлиуш вскинул голову и пожал плечами как человек, который тщетно пробует разобраться в запутанном деле.
Оланьчук тихо продолжал:
- В усадьбе тем временем творились какие-то страшные вещи. Хоть петухи давно пропели, молодой староста не переставал чудить. Я сказал себе: будь что будет, подобрался к самой ограде и слышал такие стуки и крики внутри, что волосы на голове вставали дыбом.
Юлиуш задумался, а потом быстро взглянул в глаза бывшему солдату.
- А ты не врешь, бездельник? - спросил он сурово.
- Нисколечко, ясновельможный пан.
Юлиуш снова минуту подумал.
- Я велел тебе прийти ко мне сегодня, потому что вчера не понял, чего ты от меня хочешь.
- Я пришел искать управы на Костю Булия, я ему не прощу,- бормотал Оланьчук сквозь зубы,- что он своими руками отсчитал мне сто палок, а потом я должен был бежать и пять лет напрасно искал справедливости, потерял все имущество, стал нищим…
Юлиуш даже вздрогнул, видя злобное выражение, исказившее при этих словах безобразное лицо бывшего солдата. Казалось, каждая жилка его дрожала от дикой, страстной ненависти.
- Послушай,- воскликнул Юлиуш, озаренный счастливой мыслью.- Я вознагражу тебя за все.
- Как это, ясновельможный пан?
- У тебя никогда не было своей земли, не было своего дома, теперь я дам тебе землю, дам денежное пособие, хозяином станешь.
- А что будет с Костей? - спросил Оланьчук все с тем же выражением ненависти на лице.
Юлиуш нетерпеливо отмахнулся.
- О тебе речь, не о Косте!
Микита Оланьчук упрямо покачал головой.
- Я не прощу Косте моей кривды,- сказал он,- а уж теперь, когда я знаю, что они с дегтярем обкрадывают усадьбу, я не успокоюсь до тех пор, пока не посажу его в тюрьму.
- Но это же неправда, бездельник, и кроме того, знай, что Костя мог бы хоть и все вывезти из усадьбы, ибо он ее владелец.
- Ну, это уже суд рассудит,- ответил бывший солдат с тем не поддающимся никаким резонам упрямством, какое составляет одну из характерных черт нашего простолюдина.
- Суду до того нет никакого дела! - ответил Юлиуш, все больше теряя терпение.
- Если ясновельможный пан не хочет в это вдаваться, я сам отнесу в суд жалобу на Костю.
В голове у Юлиуша мелькнула беспокойная мысль. Он вспомнил вчерашнее донесение мандатария и понял, что при таком положении вещей тайне Заколдованной усадьбы, а тем самым и тайне Евгении может грозить двойная опасность. Расследования окружных властей, начатые по другому поводу, могут быть поддержаны судебным следствием. Во всяком случае из всего этого может обнаружиться что-либо, компрометирующее Евгению.
Юлиуш быстро принял решение.
- Ступай в доминиум и дай показания для составления протокола,- сказал он уже совершенно иным тоном,- судья сам все представит суду. Если же ты хочешь работать и прилежно отбывать барщину, я дам тебе пустырь в одном из моих фольварков. А пока,- добавил он, бросив Оланьчуку мелкую серебряную монетку,- пойди выпей водки.
С этими словами Юлиуш пришпорил коня и быстро поскакал вперед.
- Ничего другого не остается,- рассуждал он сам с собой вполголоса,- я должен сегодня открыто предостеречь Евгению, а тем временем следует поговорить с мандатарием.
В миле за Опарками на большак выходил узкий и неровный, никому не принадлежавший выгон, по которому свозили хлеб с полей и который вел прямиком в Бучалы.