- Каким же образом я мог попасть в него? Разве что черт попутал! - причитал он. Долго думал бедняга, прикидывал так и эдак, и чем дольше он думал, тем сильнее укреплялся в убеждении, что не мог он уложить пана мандатария одним выстрелом, если для умерщвления одного воробья ему понадобилось бы не менее десяти, а ведь, как он сам удивительно метко и логично заметил, пан мандатарий - не воробей.
- Хо, хо, с ним бы и вол не справился,- утешал он себя в своих тяжких терзаниях.
Последний аргумент прекратил его колебания.
- Будь что будет, а я вернусь домой,- решительно сказал себе Хохелька. - Голову мне не снесут.
Актуарий был прав, абсолютно прав! Его голове не грозила никакая опасность!
Были же такие злые люди, которые во всеуслышание утверждали, будто у пана Хохельки вообще нет головы, были, впрочем, и другие, менее жестокие в своих суждениях, которые настаивали на том, что вовсе безголовым назвать его нельзя, скорее полоумным, то есть пол головы признавали за ним на всякий случай.
Так или иначе, с целой головой или с половиной ee, Густав Хохелька решил вернуться домой и мужественно встретить грозящую ему опасность.
Сердце у него, признаться, замирало, когда он приближался к досточтимому доминиуму, зато надо было видеть его спустя несколько минут, когда, встретив полицейского, он узнал, что не только тот сам не потерпел никакого ущерба, но и судья здоровехонек и только что долго совещался с помещиком.
- Сейчас он призвал в канцелярию таможенников,- закончил полицейский,- но что-то сердится, видно.
Актуария в одну минуту как подменили. Его скорчившееся от страха тело выпрямилось во всю свою неимоверную длину, вытаращенные глаза ушли в глазницы, на побледневшем лице засияла гордая улыбка.
Жаль, что под рукой не было зеркала. Хохелька охотно состроил бы глазки собственному отражению, таким он казался себе красивым, великолепным, внушительным!
Он наскоро поправил свои густые бакенбарды, подтянул жесткие воротнички, энергично пригладил волосы и со всех ног, наперегонки со своей верной Пепитой помчался к дому.
Как бомба влетел он в канцелярию и, бросая вокруг убийственные взгляды, крикнул, задыхаясь:
- Та-та-та! Черт его догонит!
- Кого? - спросил удивленный мандатарий.
- А этого негодяя, разбойника!
- Дегтяря?
- Полмили я за ним гнался!
Мандатарий так обалдел, что только рот разинул.
- Гна… гна… гнался? - проговорил он, заикаясь.
- Да напрасно! Лошади нигде не оказалось, а пешком разве догонишь разбойника?
Мандатарий только теперь опомнился от удивления и тут же припомнил тот неожиданный выстрел, который поставил его в такое неловкое положение, нахмурив брови н прикусив губу, он гневно пожал плечами
- Эх, молчали бы вы лучше, пан Хохелька,- фыркнул он с негодованием.- За кого вы меня принимаете, так я и поверил вашим россказням.
- Хотите верьте, хотите нет, это уж, пан судья, как вам больше нравится, - дерзко буркнул в ответ оскорбленный актуарий.
Судья грозно приподнялся на носках, но тут, к счастью для Хохельки, отворилась дверь и в комнату вошел солдатским шагом Микита Оланьчук. Лицо судьи приняло суровое, даже зловещее выражение.
Когда начали составлять протокол, Оланьчук во всех подробностях повторил то, что он вчера и сегодня открыл Юлиушу.
Покончив со следствием, судья задумчиво зашагал из угла в угол.
- Если разобраться в этом хорошенько,- бормотал ои сквозь зубы,- можно прийти к очень важным открытиям. Только вот кто бы могла быть эта молодая женшина со светлыми волосами! Эх, составить бы доносец об этом! Комиссар Шкоферль мигом забыл бы о своей ко мне неприязни и не пожалел бы целого листа на похвальный рескрипт. Право, об этом стоит подумать.
И, обратившись к сидевшему за столиком актуарию, который усердствовал над протоколом, продиктовал ему обычную заключительную формулу, а затем взял перо и размашисто начертал свое имя вместе с положенным в этом случае титулом - Mandator und Polizeirichter - украсив подпись затейливыми завитушками.
- Кончено! - буркнул он и вздохнул, словно после тяжких трудов.
- А что же, вельможный судья, станет теперь с Костей? - спросил Оланьчук с обычным своим выражением злобной ненависти.
Мандатарий грозно встопорщил усы.
- Что будет с Костей, не знаю,- промолвил он значительно,- а вот ты отправишься под арест.
- Я? За что?
- Ты, негодяй, лошадь украл!
Оланьчук вскочил как ошпаренный и перекрестился всей ладонью.
Судья кликнул полицейского.