Юлиуш знал, главным образом, из рассказов мандатария, что окружные власти напали тогда на след мнимого сборщика пожертвований, но хоть и раскрыли опасный характер его деятельности, захватить его самого не смогли. С того времени, видимо, он и сбросил с себя монашеское платье, заменив его на испачканную смолой одежду дегтяря. Почему же теперь, когда ему снова грозила опасность разоблачения, он не изменил своей маскировки?
Или, пользуясь своими связями, он узнал, что благодаря вмешательству Юлиуша происшествие было искусно замято и кануло в Лету? В таком случае Юлиуш имел полное право на его благодарность, а тем более на доверие.
«Отчего он не хочет связаться со мною, не считает же он меня шпионом! - ломал себе голову неискушенный юноша.- Доверенное лицо тайного общества, пестун и проповедник великой идеи, такой человек должен сам быть заинтересован в том, чтобы число его приверженцев росло. Почему же он так старательно обходит Опарки?»
Одна только слабая догадка мелькала у него в ответ на все эти и подобные им вопросы. Должно быть, хитрый эмиссар остерегался вести агитацию поблизости, предпочитая действовать подальше от их околицы, чтобы надежнее сохранить свое таинственное укрытие и место встреч с союзниками.
После несчастливых попыток самого Миколая Жвирского, а затем неудавшейся реформаторской деятельности Юлиуша, небезопасно было поднимать голос в имении, состоявшем под надзором полиции, среди крестьян, разочарованных первыми опытами. Все хорошо помнили, какое суровое следствие было возбуждено после бегства молодого старосты и какая грозная туча нависла тогда над здешними деревнями.
В течение последних четырех месяцев Юлиуш тайком разузнавал о деятельности дегтяря и убедился, что он пользуется большим влиянием в деревнях, расположенных поодаль, и редко, лишь проездом, показывается близ Жвирова.
Как бы то ни было Юлиуш, не пускаясь в дальнейшие домыслы и соображения, решил сегодня же разгадать загадку до конца и не покидать безлюдной усадьбы, не поговорив откровенно и решительно с дегтярем.
Убедившись, что в укрытом углу риги около лошади с повозкой его нет, Юлиуш хотел пройти в дом и остаться там до победного конца. Однако его удивило, что собаки, совсем было успокоившиеся, вдруг снова с удвоенной яростью залились лаем и стали рваться к дому.
Юлиуш подошел к двери, но тут он натолкнулся на неожиданное препятствие. Дверь, казалось, была не заперта, однако никаким способом невозможно было отворить ее, словно чье-то могучее плечо подпирало ее изнутри.
Напрасно помучившись некоторое время, юноша отказался от дальнейших попыток, решив спокойно подождать во дворе, пока не появится какая-нибудь живая душа.
Несколько минут он в молчании прохаживался взад-вперед по тесному дворику и вдруг заметил калитку, которая вела прямо в прилегающий парк и даже была приотворена.
В первом порыве Юлиуш устремился к калитке, но потом заколебался.
- Я нарушу последнюю волю покойного,- подумал он и невольно отступил.
Однако нет ничего легче, чем переубедить самого себя. Юлиуш задумался, а затем тряхнул головой, словно избавляясь от тяжкого бремени.
- В завещании говорится о самой усадьбе,- сказал он себе.- Я не должен переступать ее порога, но о саде там не упоминается. Да и к чему все это, когда тайна и так почти у меня в руках,- добавил он в свое оправдание и отбросив сомнения, вошел в сад.
Узкая тропинка среди кустов крыжовника и смородины вела от калитки к каштановой аллее, той самой, по которой Костя Булий бежал к Заколдованной усадьбе, когда, расставшись с дегтярем, неожиданно увидел свет в угловых окнах дома.
Внимательно приглядываясь ко всему вокруг, Юлиуш приметил, что этой протоптанной кем-то тропинкой редко, видимо, пользовались, о чем свидетельствовала буйная трава, в которой лишь там и тут виднелись пролысины, оставленные ногой человека. А в тенистой каштановой аллее даже и таких следов не было. Буйно разросшаяся трава зеленела повсюду.
Сад вообще выглядел очень заброшенным и опустелым. Прекрасные фруктовые деревья одичали и ощерились толстыми сучьями, экзотические кусты покорежились до неузнаваемости, а редчайшие цветы выродились, заглушенные сорной травой и чертополохом.