- Прикажете поставить букет в воду? - спросила компаньонка.
- Да, пожалуйста… Я думаю,- добавила Евгения, помолчав,- что посыльный уже вернулся с почты. Нынче должны прийти новые журналы.
- Сейчас узнаю,- ответила компаньонка и, поставив букет в роскошном фарфоровом кувшине на столик перед диваном, вышла из комнаты.
Молодая графиня осталась одна. Она откинула голову на спинку дивана и слегка прикрыла глаза, будто задумавшись. Постепенно ее веселое, улыбающееся личико становилось все серьезнее, а розовые губки крепко сжались…
Девушку занимал важный вопрос. Впервые она невольно задумалась, почему кузен Август, веселый товарищ ее детских забав и проказ, с которым она была дружна как с родным братом, с некоторых пор принимает в ее обществе такой серьезный меланхолический вид и со дня на день как бы все больше робеет, отдаляется от нее.
Сразу же по возвращении из-за границы он приветствовал ее с прежней ребяческой свободой и теплотой, но с каждым визитом тон его заметно менялся; все реже раздавался его смех, зато он часто вздыхал и во взглядах его появилось новое выражение. Вместо давней искренней и открытой братской привязанности в них светилось теперь плохо скрываемое восхищение и обожание.
Припоминая эти взгляды, молодая графиня, несмотря на всю свою серьезность, не смогла сдержать легкой улыбки.
Но тут она вспомнила о Юлиуше.
Евгения была молода, очень молода, тем не менее она с легкостью поняла, что с первого же взгляда поразила молодого человека и что восхищение и обожание, замеченные ею во взорах Августа, быть может, еще ярче светились в глазах Юлиуша.
Но почему Юлиуш так давно не показывался в Оркизове?
Евгения снова улыбнулась. Она вспомнила, что в свой последний визит он встретился с Августом…
И тут же новая мысль пришла ей на ум. От внимания девушки не укрылось, что с некоторого времени ее отец переменился к Юлиушу. Он принимал его холоднее, чем раньше, а прощаясь, ни разу не пригласил приехать, как бывало.
- Что бы это могло значить? - задумчиво прошептала Евгения.
Ответ она нашла не сразу, но внезапно догадка мелькнула в ее голове. «Отец заметил,- подумала девушка,- какое впечатление произвела я на молодого человека и, видимо, недовольный этим, охладел к его визитам».
«Но почему же? - спрашивала она себя.- Юлиуш считается богатейшим человеком в округе, и он как-никак состоит с нами в родстве».
Как мы видим, прелестная графиня холодно и равнодушно размышляла об обоих молодых людях, которых посчитала, верно, своими поклонниками, и даже неясно было, которому из них она отдает предпочтение.
Ей нравилась внешность Юлиуша и веселый нрав Августа. Вознесенного из ничтожества владельца миллионного состояния окутывало в ее глазах романтическое очарование, в пользу Августа говорили титул и происхождение...
Безотчетной глубокой симпатии, стихийно возникшей склонности Евгения не чувствовала ни к тому, ни к другому. Молодая привлекательная девушка была натурой скорее рационалистичной, такие не разгораются от первой искры, не поддаются чувству с первого же взгляда и не следуют слепо за первым движением сердца.
Молодая графиня была способна любить, любить страстно и постоянно, но чтобы разжечь в ее сердце любовь, нужны были более сильные впечатления или большая зрелость чувств.
Молодой графине было всего семнадцать лет, и ее веселый, капризный и ветреный нрав до сих пор охранял ее от тех приступов неопределенной тоски, безотчетной меланхолии, которым в эти годы подвержены девичьи сердца и умы, что, по мнению психологов и патологов, является лишь признаком чувственной зрелости или иначе, потребности любви.
Если милое личико молодой графини по временам и омрачалось, то разве только из-за того, что неожиданная перемена погоды мешала задуманному и горячо желанному визиту или забаве, или когда плохо сидело новое роскошное платье, увядал любимый цветок и тому подобное.
Также и нынешнее раздумье в очень малой степени затрагивало сердце молодой графини. Она без малейшего сожаления рассталась со своими мыслями, как только вернулась ее компаньонка с новыми журналами в руках…
Евгения улыбнулась и протянула к ним руку.
- Графиня просит вас к себе,- сказала компаньонка.
Евгения легко вскочила с дивана и, как птичка, понеслась в комнату, где сидели отец и мать.
Евгении почему-то показалось, что у обоих на лицах какое-то странное выражение.
- Вы звали меня, мама? - спросила она, входя.
- Oui, mа chère, поговорим немного.
Графиня обратилась к ней с несколькими незначительными вопросами, потом, обменявшись с мужем заговорщицким взглядом и проницательно взглянув на дочку, спросила:
- Скажи, душечка, как тебе нравится наш родственник, наш молодой сосед?
Евгения слегка покраснела и широко открыла глаза.
- О ком вы говорите, мама?
- De monsieur Jules.
Евгения пожала плечами.
- Так как же? - спросил отец.
- Гм,- процедила молодая девушка, не понимая, что означает этот вопрос.
- Итак?
- Il est bjen! Порядочный человек… - ответила она с комической важностью.
Графиня невольно улыбнулась.
Граф недовольно пошевелился в кресле и, не в силах сдержать своего нетерпения, быстро произнес:
- Эжени, ты уже не ребенок, и скоро настанет время, когда тебе надо будет выйти замуж.
- Oui, ma chère,- подтвердила графиня.
Девушка покраснела, как вишня и, опустив глаза, ответила что-то невразумительное.
Граф снова заговорил:
- Так вот, душенька, нам бы хотелось знать, настолько ли нравится тебе Юлиуш, чтобы выйти за него замуж, если мы бы того пожелали…
В первую минуту Евгения была неспособна что-либо ответить. Вопрос был так странен и неожиданен для нее, что она совершенно растерялась.
От нетерпения граф, как видно, не слишком ловко взялся за дело.
- Ты только скажи, душечка,- подхватила мать,- что бы ты сказала, если б он осмелился просить твоей руки?
Евгения огромным усилием преодолела свое смущение и замешательство.
- Я готова во всем подчиниться вашей воле… - прошептала она.- Но, конечно, без принуждения.
И она сделала жест, означавший, что дальнейшие вопросы были бы ей неприятны.
Граф не ждал другого ответа. Довольный, он вскочил с кресла и, запечатлев на лбу дочери горячий поцелуй, быстро обернулся к жене.
- О дальнейшем поговорите сами,- сказал он и, галантно поцеловав графине руку, поспешно вышел из комнаты.
За дверью он, с удовлетворением потирая руки, проговорил:
- Так мы наилучшим образом выйдем из положения… Правда, Юлиуш не высокого происхождения… но он Жвирский! А Жвирский - это вам не то, что какие-то там десятилетней давности графы Плевинские или Саминские.