На рассвете, после бессонной ночи, проведённой в поисках мужа, Лария отпустила домой сонную Мисту и её жениха Кавия и остановилась у клумбы. Её внимание привлек очень необычный цветок в красном кольце маков: бордово-красный с игольчатыми лепестками и жёлто-синей сердцевиной…
Большая рыба
Вода на озере Мао была натянута, как фольга для запекания рыбы, которой по воскресеньям шуршала бабушка Пене. Казалось, что если нырнуть в воду с пирса, то порежешься о серебристые края, а если упадёшь плашмя, то так и останешься лежать, пока тебя не натрут солью и мускатным орехом, не обложат пряными сливами и не подадут гостям.
Кавий стоял на берегу и смотрел, как один из рыбаков почти заснул с удочкой в руке, пока леска, кажется, тихонько плясала. Наверное, какая-то мелкая рыбёшка доедала наживку, пока дед Хорге смотрел сон, в котором у него клюёт огромная рыбина и он несет её жене — той самой старушке Пене. Кавий жил в этой деревне уже почти тридцать лет и только сейчас понял, что чета Хорге и Пене с тех пор почти не изменилась. Вот уж воистину сила Холма и озера Мао, в котором водится самая вкусная и полезная рыба. Трава под холмом всегда зелёная, небо синее-пресинее, а люди живут до ста лет.
"Интересно, сколько им?" — подумал Кавий и тут же услышал голос старика Хорге прямо у себя за спиной:
— В мой день рождения всегда попадается что-то особенное. Мы с озером Мао старые друзья, оно не оставляет меня без улова. Но даже я не ожидал такой красивой и большой рыбы.
— Поздравляю! — сказал Кавий, немного смутился, но всё же задал вопрос. — А сколько вам лет?
— В моём возрасте уже интереснее, сколько осталось. Пойдём, поможешь донести мой улов и снасти, а я угощу тебя наливкой в честь дня рождения.
Отказаться было неудобно, Кавий взял ведро, но удивился, что там не было рыбы. Он подумал, что старик Хорге совсем выжил из ума, но он ещё никогда не указывал никому на помешательство и сейчас тоже счёл это невежливым. Ведь нет же ничего плохого в том, что человек порадуется хорошему улову в день своего рождения? Он так проникся этой мыслью, что даже с трудом нёс ведро, наполненное его воображением.
— Хорошая рыба, большая! — сказал Кавий. — Вот бы и мне такую когда-нибудь выловить!
Хорге шёл молча, и Кавий вдруг подумал, что если из них двоих кто-то и сумасшедший, то тот, кто несёт пустое ведро и нахваливает огромную рыбу, которой в нем нет.
За свежевыбеленным домиком библиотеки уже показалась черепичная крыша, потом прутья забора и калитка. Хорге взял из рук Кавия ведро, поставил его у крыльца и крикнул:
— Пене, ты где? Ты дома? Я вернулся.
— Да, я тут, в сарае! Ну что, что сказало озеро Мао? — закричала жена Хорге откуда-то из-за смородиновых кустов. А пока она гремела железными затворами, Хорге уже прошёл в дом и открывал сервант. Он достал мутную, вязкую наливку с верхней полки, стеклянные стопки, положил на тарелку несколько кусочков холодной утки и горсть квашеной брусники.
Пене стряхивала грязь с садовых туфель и торопливо осматривала гостя:
— Здравствуй, мы так рады тебя видеть, садись… — она взяла Кавия за руку, и ему показалось, что Пене смотрела как-то виновато. Кавий давно хотел уйти к своей любимой Мисте, но не знал, как не обидеть стариков. "Выпью рюмку и скажу, что нужно ещё подвязать виноград, пока не стемнело", — подумал Кавий, но мысли как-то вяло ворочались в голове. Сумерки не послушались его, и стемнело раньше, чем он успел сказать свою отговорку.
То ли наливка была слишком крепкой, то ли Кавия припекло на солнце — ему казалось, что он качается на волнах, ноги стали ватными, он как будто был большой красивой серебристой рыбой, которую поймал старик Хорге и принёс домой. Кавий сидел, откинувшись на спинку стула, хватал воздух губами, на его лбу проступила испарина, и больше всего на свете ему сейчас захотелось вернуться на озеро, упасть в его глубину и навсегда остаться в холодной и прозрачной воде Мао. Кавий закричал. Но вместо крика только громко щёлкнул округлившимся ртом. Через мутную илистую пелену, опустившуюся на выпученные глаза, он видел, как старушка Пене поставила на стол банку с пряными сливами, пакетик с розмариновыми веточками и эспелетский перец, которым она обычно натирала рыбу.