– Не те времена, народ не пойдет, особенно за деньги!
– Выделим из бюджета, ты поможешь немножко, – уговаривал Андрей Ильич.
Бухгалтер Юлюкин, присутствовавший здесь, при слове «бюджет» сильно нахмурился, но он знал характер Андрея Ильича: если тому чего очень захочется, всегда сумеет убедить если не логикой, то напором.
И Андрей Ильич поехал в Сарайск, разыскал этого самого Нестерова. Тот был, конечно, уже не так молод, не очень успешен, уныло трудился в обычной поликлинике и на предложение Андрея Ильича ответил согласием, хоть и без особой охоты. И вообще, на взгляд Андрея Ильича, выглядел как-то неосновательно. Но гонорар запросил высокий, и это Андрея Ильича немного успокоило. К тому же в кабинете Нестерова случился бывший анисовец Прохоров, тот самый, которого обвинили когда-то в махинациях с цветными металлами. Он сумел не только уйти из-под суда, но сделался помощником депутата в Сарайске, заправлял делами гораздо интересней цветных металлов, стал совсем почти большим человеком, но при этом получил свойственные большим людям нервные расстройства, в том числе бессонницу, от нее и лечился у Нестерова. Он неожиданно горячо поддержал идею Андрея Ильича и даже сказал, что тоже поедет – посетит родину и попробует заодно принять сеанс не индивидуально, а в единстве с родным народом. Андрей Ильич довольно кисло воспринял его намерение, но именно Прохоров, кажется, сумел окончательно убедить Нестерова, что следует поехать.
И вот анисовцы собрались в клубе, зал которого для этого случая привели в относительный порядок, натащили стульев и скамеек, нашли красное сукно, чтобы покрыть стол на сцене, и даже графин с пробкой отыскался в хламе и пыли; наскоро обтерли, поставили.
Пока Нестеров готовился за кулисами, Лев Ильич держал речь:
– Уважаемые акционеры! Так сказать, господа совместные собственники! Эти вот настроения, чтобы разбежаться, это неправильно! Уже уезжать начали люди – зачем, спрашивается? Чего испугались? Ну, строят дорогу, и что? Нам же лучше, дорога будет республиканского значения! До Москвы за пару часов буквально доехать можно!
– Это смотря на чьей машине, – подал голос Суриков, автомобильная душа которого тут же отозвалась на близкую тему.
Лев Ильич сердито глянул на него и продолжил:
– Сад меньше станет, да, но винзавод работу продолжит! Или еще насчет моста ходят слухи, будто железнодорожный мост построят через речку, и что будто бы Анисовку всю из-за этого моста снесут! И отсюда вытекают упаднические настроения! Совсем уже безобразие началось: хотим – ходим на работу, не хотим – не ходим!
– Неправда! – поправил Мурзин. – Мы всегда не хотим, но всегда ходим!
Общий смех был подтверждением его правоты. Один Дуганов, бывший общественный деятель, не рассмеялся. Он даже встал и крикнул во всю мощь своих слабых сил:
– В данном вопросе я руководство поддерживаю! Бросать родные места не надо! Надо дождаться своей участи в законном порядке! Если и будут нас сносить, обязаны дать компенсацию! И новое жилье!
Поднялся шум.
– Ага! Жди! – закричал Николай Иванович Микишин. – Распятовку вон сносили – дали по три копейки и переселили в Заречье на пески, там не растет ничего! А они даже радовались сначала, дурачье!
– Им чего не радоваться: деревня сроду драная была, нищая! – одновременно закричал старик Ваучер. – А у нас людям есть чего терять, между прочим!
Этот старик лет десять назад уехал вместе со своим обидным прозвищем к богатому племяннику в город и вот вернулся, чтобы попытаться продать свой дом; его появление тоже было воспринято анисовцами как дурной знак.
Лев Ильич довольно долго объяснял, почему сносить не должны и не будут. Уважаемые акционеры и господа совместные собственники молчали. Лев Ильич говорил горячо и азартно, но ему мешал один из господ акционеров, вышедший к сцене, торчавший перед столом и протягивавший какую-то бумажку.