Говорить о побудительных причинах письма дяди было очень неудобно, но Юстас вывел меня из затруднительного положения, задав вопрос, на который мне легко было ответить.
— Получил ли твой дядя ответ от майора Фиц-Дэвида?
— Да.
— Тебе позволили прочитать его? — Его голос дрогнул, когда он произносил эти слова; на лице его отразилось беспокойство, которое тяжело было видеть.
— Я принесла с собой ответ, чтобы показать его тебе, — сказала я.
Он почти вырвал у меня письмо и, отвернувшись, прочитал его при свете месяца. Письмо было коротко, и на его чтение потребовалось немного времени. Я знала наизусть, могу и теперь повторить его:
«Любезный пастор!
Мистер Юстас Вудвиль совершенно справедливо сообщил вам, что по рождению и по положению своему в свете он джентльмен и что по завещанию своего отца наследует хорошее состояние, с которого будет получать до 2000 в год.
— Кажется, невозможно желать ответа более определенного, — сказал Юстас, возвращая мне письмо.
— Если бы я справлялась о тебе, — отвечала я, — мне было бы достаточно такого ответа.
— А разве дяде недостаточно?
— Нет.
— Что же он говорит?
— Зачем тебе это знать, мой дорогой?
— Я хочу все знать, Валерия. Между нами по этому поводу не должно быть никаких секретов. Сказал что-нибудь дядя, показывая тебе письмо майора?
— Да.
— Что именно?
— Дядя сказал, что его письмо к майору было на трех страницах, а ответ заключается в немногих строках. «Я писал, — прибавил он, — что могу приехать к нему, чтобы переговорить подробно об этом деле, а он ничего не упоминает об этом предложении. Я спрашивал у него адрес мистрис Вудвиль; он обратил столько же внимания на мою просьбу, как и на предложение. Он ограничился кратким изложением голых фактов. Обратись к своему здравому смыслу, Валерия. Неужели не имеет никакого значения такое странное поведение со стороны джентльмена по рождению и воспитанию, и к тому же моего друга?»
Тут Юстас прервал меня:
— Что ты ответила на вопрос дяди?
— Я сказала только, что не понимаю поведения майора.
— И что же ответил дядя на это? Если ты меня любишь, Валерия, ты скажешь мне всю правду.
— Он горячился, Юстас. Он старик, и тебе не следует обижаться.
— Я не обижаюсь. Так что же он говорил?
— Он сказал: «Попомни мои слова! Здесь скрывается какая-то тайна, касающаяся мистера Вудвиля или его семейства, и майор Фиц-Дэвид не считает себя вправе открыть ее. На самом же деле это письмо не что иное, как предостережение. Покажи его мистеру Вудвилю и передай ему, если желаешь, слова мои…»
Юстас опять не дал мне договорить.
— Ты уверена, что дядя сказал именно эти слова? — спросил он, внимательно рассматривая меня при свете месяца.
— Совершенно уверена. Но не думай, пожалуйста, что и я того же мнения.
Он вдруг крепко прижал меня к своей груди и пристально посмотрел мне в глаза. От этого взгляда мне стало как-то страшно.
— Прощай, Валерия, — сказал он. — Не поминай меня лихом, когда выйдешь замуж за человека более счастливого.
Он хотел удалиться, но я вцепилась в него, дрожа с головы до ног.
— Что это значит? — спросила я, едва овладев собою. — Я твоя и, кроме тебя, никогда никому не буду принадлежать. Что я сказала, что сделала, чтобы заслужить эти жестокие слова?
— Мы должны расстаться, ангел мой, — сказал он грустно. — В этом виновата не ты, а злосчастная судьба. Дорогая Валерия! Как можешь ты выйти замуж за человека, которому не доверяют твои близкие и друзья? Я до сих пор вел печальную, одинокую жизнь. Я не встречал ни в одной женщине такой симпатии и утешения, какие нашел в тебе. Тяжело лишиться тебя! Тяжело вернуться к прежней печальной жизни! Но я должен принести эту жертву ради тебя! Ради любви моей к тебе! Я не более твоего понимаю это письмо! Но разве твой дядя поверит мне? Разве поверят твои друзья? Поцелуй меня еще раз, Валерия. Прости, что я так страстно, так преданно тебя любил. Прости меня и отпусти!