— Я вам так скажу, — размеренно, как будто дело происходило за стойкой, а в бокал лилась очередная порция светлого или темного, проговорил он, — смысла особого я в этом не вижу, вот что.
Возражения захлебнулись, едва начавшись, и Тед будто воочию увидел, как Тачетта поднимает руку и качает седой головой. Картина встала перед глазами так ясно, словно ее выхватила направленная вовне камера. Привалившийся к машине Луиджи с этими его вечными хитрыми огоньками в карих глазах. Сколетта и Уайтер, оба на взводе, один сложил руки на выпирающем животе, второй бурно жестикулирует. Казалось, еще немного, и блестящий асфальт с редкими лужами обретет четкость, а из темноты выступят очертания окрестных магазинчиков и домов, окончательно превращая видение в реальность.
— Молодость, — протянул Луиджи со смешком. — Конечно, можно и повыбивать из ребяток информацию, не буду спорить. Но зачем? И так ясно: не вчера они стучать начали. Сколько — вопрос интересный, но не суть важный, потому что тебя, Джо, и тебя, Макс, они с потрохами сдать могли в любой момент и сдали уж точно. А что по ваши душеньки до сих пор не явились легавые, означает только одно: нацелились на кого покрупнее.
Он говорил так спокойно, с такими знакомыми интонациями, с какими, бывало, подсовывал Теду очередной сандвич. Чуть ворчливо и с добродушной насмешкой, но сейчас от насмешки этой брала жуть.
— Да врезать им пару раз, мигом запоют, на кого и сколько, — не выдержал Уайтер. — Давай отпирай свой подвальчик. Дону тоже будет интересно послушать.
В голосе Тачетты не дрогнуло и не изменилось ничего. Все тот же добрый дядюшка.
— Дон, в отличие от тебя, Макс, голову от злости не теряет, душу отводит, не рискуя, а если рискует, то не по мелочи, — прожурчал он. — У тебя с этим были проблемы, сколько я себя помню. Если забыл, то Воронцов не пикнул, когда резали беднягу Тони. К тому же нашим пташкам вполне могло хватить ума договориться, что и как складно врать. Я б на их месте так и сделал.
— Это смотря как спрашивать. Можно и так, что пуле обрадуешься, как родной маме.
— Можно, — не стал спорить с «племянником» Луиджи. — Очень даже можно. Только не пуле, а дроби. И вот проблема — что эта мама их в любом случае ждет, ври или не ври, они знают. Ты готов поручиться, что отличишь?
Снаружи потянуло слабым дымком. Уайтер заткнулся, и Тед осознал, что все это время едва дышал, а сердце молотит как бешеное. О них говорили во множественном числе, значит — рыжий жив и тоже здесь.
— Нет, — тем временем снова заговорил Тачетта, — если тебе так уж горит — бога ради, мешать не стану. Все отопру — и срывай злость сколько влезет. Но я бы на твоем месте поступил как разумный человек.
— Как разумный, это значит — плюнуть? — с сомнением протянул Джо.
— Это значит — думать головой. Вам обоим нужно залечь на дно, и как можно скорее. Сальваторе надо передать весточку, пусть принимает меры. А насколько все серьезно, выяснить куда надежней по своим каналам. Не мне тебе объяснять. С малыми проблемами справятся деньги, с большими — большие деньги. А если дело совсем труба, так и его можно решить, если поразмыслить как следует. Не за решеткой и тем более не на «замыкалке». Так что позаботьтесь о себе, а с этими я все улажу, раз уж притащили.
Багажник вернулся в прежнее положение. Застучали неторопливые шаги, а затем Уайтер громко, раскатисто засмеялся.
— Что, решил тряхнуть стариной? Приспичило ведь, а? Ну, сознайся…
Что именно ответил Луиджи, Теодор уже не слышал, слишком глухо прозвучали слова, но хохот они оборвали вмиг, а затем хлопнула дверца, а спустя пару минут опять заработал движок.
Машину снова потряхивало, канистра опять тыкалась в спину, по телу расползалась глухая ломота, а внутри все сильнее поднималась волна слепой, нерассуждающей злости на всех и вся. На Джо, Уайтера, Луиджи, на чертову дуру, не сиделось ей на другом конце страны, на полицию, которой вздумалось тянуть, на себя самого. Она захлестывала целиком, щипала на языке и стремилась вырваться наружу — в ударе кулаком, ногой по борту, хоть как-то, но этого невозможно было сделать.
Вся их работа, вся работа коту под хвост. Капо скроются, Маранцано свалит из штата, а то и из страны. Быть может, уже сейчас покупает билеты. Семья уйдет в подполье, растворится, пережидая и прикидывая. С ними двумя расправятся уже сейчас, а потом — неясно, через какое время, но это будет обязательно — убьют и малую с родителями.
И через все перегретые до предела чувства упрямо пробивалось одно короткое слово — нет.
Нет, не так, не может быть, чтобы так. Это же Луиджи, черт возьми, просто Луиджи. Помнящий, кто что заказывает, вечно пытающийся подкормить. Считающий себя обязанным Луиджи. Не станет же он…
Мысли остановились и рассыпались на части, когда крышка наконец распахнулась. После вони багажника ворвавшийся воздух был хрустко-свежим; на несколько секунд важным сделалось только втягивать его как можно больше и полнее, и только затем Тед понял, что пахнет близкой водой.
— Вытаскивай, — равнодушно бросили рядом и проговорили уже Теодору: — Давай-ка без фокусов.
Последнее могли бы и не произносить: уставившаяся едва не в лицо лупара — серьезный аргумент. Теда бесцеремонно выволокли из машины и вздернули на ноги. По изнывшемуся телу прокатился колючий рой, распрямившиеся мышцы тянуло, но все внимание сосредоточилось на одном. Том, кто отдавал распоряжения.
Луиджи удерживал оружие с той безыскусной, не показушной простотой и легкостью, которая выдавала давнее и отнюдь не шапочное знакомство. В добивающем до них свете фонаря и вовсе казалось — его пальцы обнимают дробовик почти ласково.
— Помнят руки работу, — проследил Тачетта его взгляд.
Именно в этот момент пришло поразительное в своей простоте и ясности понимание: не всю же он жизнь, в самом деле, торчал за стойкой, подавая кофе и пиво. Далеко не всю. Работа в баре для него просто способ уйти на покой. И он — станет. Может — и станет — этот крепкий семидесятилетний старик, сделавший семью смыслом всей своей жизни. Старик из-за стойки, которому два действующих капо с легкостью передали на время троих бойцов, стоящих молчаливыми тенями. Интересно, им он тоже по памяти наливает? Бывший в курсе всех дел, он, наверное, при желании, даже мог занять место дона, да только не было ему это нужно. Его вполне устраивало просто наблюдать на своем незаметном посту. Смотреть, как развивается и меняется клан, превращаясь из одного в два и обратно. И ради того, чтобы все сохранить, Луиджи, который действительно любит нынешнюю работу, с удовольствием вспомнит собственное прошлое, о котором рассказывал столь аккуратно, что ни разу не возникло и тени сомнения, что он — всего лишь вечный бармен. Вспомнит — и уберет помеху.
Для него убить — что муху смахнуть со стойки. Легко и просто.
— Эх, ни ковра, ни канареек, — с отчетливым сожалением пробурчал тот. — Придется совсем по старинке. Вперед.
Теодор хотел отгавкнуться, проехавшись по «старым добрым» традициям, но взгляд сместился левее, и сердце ровно на миг облегченно дрогнуло: живой. Их действительно везли в одной машине. Судя по виду рыжего, ему пришлось провести путешествие, скрючившись на полу под ногами занявшей заднее сиденье троицы, оставшейся сопровождать Тачетту, когда Уайтер с Джо свалили.
В спину упиралось ледяное дуло; глухие удары асфальта, отдававшиеся в ногах на каждом шаге, сменились мягкими и едва ощутимыми по жирной, развезенной осенними дождями земле. Их провезли чуть дальше места, где Теодор «избавлялся от тела», и спуск здесь был более пологим, подводя не к воде, а к длинной ничейной полосе. Замусоренная, с редким кустарником, ощетинившимся голыми ветками, она являла собой еще одно последнее пристанище всех тех, кто так или иначе перешел дорогу мафиозной семье. Холод почти перестал ощущаться, сделавшись неважным. В голове вспыхивали и тут же гасли варианты действий — глупые и не дающие ничего. Это не двое у Анджело, страха случайно пристрелить у них нет и быть не может.