Выбрать главу

Должен, должен подвернуться какой-то шанс…

Дэн шагал совсем рядом, с руками, стянутыми за спиной точно так же, как у него, и безучастно смотрел перед собой.

— Вот здесь, думаю, и хватит. А то дальше совсем темень непроглядная.

Теда грубо дернули за локоть, заставляя остановиться. Сдавившая запястья тугая петля лопнула под скользнувшим лезвием и разомкнулась, но руки онемели настолько, что лишь долгую секунду спустя он ощутил не только болезненное покалывание вернувшейся крови, но и то, как саднит кожа, по которой сбегает обжигающе горячая влага. Разрезая хомут, Де Мео особо не церемонился.

Сердце застыло на долю секунды и тут же пустилось вскачь, но даже прикинуть, какая возможность подвернулась, Теодор не успел. В спину снова вжался холодный ствол, надавил, толкая.

— Попробуешь что-то выкинуть, второго сразу пристрелят, — негромко предупредил Луиджи. В землю у ног воткнулась лопата. — Давай. Для двоих стараешься.

Тед медленно покрутил кистями рук и так же медленно повернулся, глядя на шагнувшего назад Де Мео и Тачетту, стоявшего рядом с ним. Дэна так и не освободили, только тоже толкнули чуть вперед. Всего на шаг, но что такое шаг для лупары? Здесь свет придорожных фонарей делался совсем бледным, превращая все вокруг — и землю, и цепляющиеся за нее кусты, и людей — в призраков самих себя. В осколок какой-то другой, вывернутой реальности, втянувшей их всех не иначе как по ошибке и не собирающейся отпускать.

— И почему говорить я не стану, а копать должен? — вредно поинтересовался он. — Как ты там сказал? Пуля все равно будет?

— Слышал, значит. — Тачетта просвистел веселый мотивчик. — Сам не соображаешь? Да просто заставить говорить именно правду может и не выйти, а вот что-то сделать — вполне.

Руки сами сжались в кулаки. Потому что Луиджи был совершенно прав и прекрасно это осознавал. Теодор мог сколько угодно понимать, что их с Дэном собираются пристрелить и от решения не отступятся, так что угроза не должна иметь никакого веса, но простой и прозрачный маневр — перекладывание вины — работал безошибочно, давая старому козлу-традиционалисту карт-бланш. Тот мог позволить себе не торопиться, чтобы предатели, как и положено, полностью пропитались чувством неотвратимости кары, а помощники — лишний раз убедились, что кидать семью будет дурной затеей. А если приговоренные все-таки рыпнутся — что ж, тогда обычаем можно и поступиться.

Взгляд Дэна, повернувшего к Теодору голову, не получалось различить, но исходившее от него напряжение ощущалось закоченевшим телом вплоть до последней клетки. Словно немая просьба. И даже не зная рыжего совсем, не составило бы труда догадаться, о чем. Только об одном он мог сейчас беззвучно просить: «Тяни время». И Тед был с ним совершенно согласен.

Тянуть, тянуть, сколько получится, а там, быть может…

Испачканная кровью ладонь соскальзывала с черенка, земля выпустила воткнутое с неохотным вздохом, и Тед снова неторопливо повернулся, всем своим видом демонстрируя, что не делает и не станет делать резких движений. Просто готовится выполнять сказанное. Но как же хотелось! Отвлечь бы всех на себя. Тому, рядом с рыжим, влепить в морду ком грязи — пока еще проморгается, лопату метнуть лезвием вперед и ходу, ходу обоим… Но при всем жгущем нервы желании именно так и поступить он прекрасно понимал: не сработает наглый наскок против вооруженной четверки. Максимум, что он успеет, — на краткое время вывести из строя двоих, и на этом все. А в худшем случае — не успеет ничего вообще.

Нельзя. Сейчас рваться очертя голову было нельзя.

— Многогранная же ты личность, — пробурчал он, вонзая лезвие в землю. — И сволочь, и гад, и паразит одновременно.

— Да и ты не промах, — раздалось в ответ со смешком, а следом уже жестко: — Лучше себе это и адресуй. Я своих не предавал.

— Не спросишь, почему? — включился и Дэн.

Тачетта пожал плечами. Налетевший ветер дергал полы плаща, под которым — Тед успел разглядеть у машины — был толстой вязки свитер.

— Испугались, попались на чем-то или стало стыдно за бабу — без разницы. Ты давай не замирай, — Луиджи качнул головой переставшему копать Теодору. — Работай, не отвлекайся. И халтурить не надо. Уж ты точно знаешь, с какого конца держать лопату.

Зар-раза, и не заболтаешь его!

— Не халтурю, а замерз, — огрызнулся Тед. — Ноябрь на дворе! Холод! — И получил предсказуемое:

— Вот и согреешься.

Надежда стремительно таяла и вспыхивала вновь, все больше напоминая упорное отрицание очевидного. «Все, — твердила одна часть, — отбегался, Лендер». И тут же, рядом: «А вдруг, вдруг… Может быть… Мало ли…» Упоминание лопаты плеснуло по нервам едкой злостью. А за всем этим шевелился, расползаясь откуда-то из-под ребер, страх.

Страх и вина.

Рыжий, Лика, отец с матерью…

Лезвие вгрызалось в мягкий грунт, отваливая его пласт за пластом, и руки старались работать как только возможно медленнее. Взгляд то и дело соскальзывал на неподвижные фигуры рядом, отмечая, что Дэн старается не ежиться на ветру, но это ему плохо удается. Он же вообще не любит холод.

Время утратило значение, невозможно было сказать с точностью, сколько он уже копает, но яма неуклонно росла, обзаводясь отвалами по краям. Пока еще не слишком глубоко и в длину тоже не хватало, но уже и не под кошку. Могила для двоих… Странно, но вспоминать жизнь не хотелось, она не проносилась перед глазами чередой картин, не вызывала глухой тоски о том, что не успел. Не потому даже, что не скажешь про нее ничего особенного, просто все существо сосредоточилось исключительно в настоящем — от влажного воздуха, пахнущего близкой рекой, до собственных волос, прилипших ко лбу, и шелеста ветра, трепавшего рыжие лохмы.

— Закурить бы дал напоследок, что ли, — вдруг отмер Дэн, и Теодор уцепился за эту возможность еще немного потянуть раскопки:

— Вот точно. Имеем право. Последнее желание и все такое.

Он оперся о черенок с видом усталого работяги, но что бы ни хотел им ответить Тачетта, оно не прозвучало. Вместо этого он вскинул руку, словно прислушиваясь к чему-то насторожившему, чуть переступил, шире расставляя ноги и чуть отведя в сторону поблескивающие стволы. Будто собирался палить не по ним, а по неведомой угрозе, что вот-вот явится ниоткуда.

А следом по ушам ударило, заставив дернуться и остальных:

— Полиция! Не двигаться, оружие вниз! В случае неповиновения открываем огонь на поражение!

Тед не думал. Не пытался сообразить, как и откуда. Он лишь видел, как все четверо чуть отступили, выцеливая, откуда идет усиленный мегафоном голос, и готовые вот-вот метнуться обратно, прикрываясь ими двумя. Тело рвануло вперед тотчас, не рассуждая — последние слоги еще звучали, — и пару разделявших их шагов преодолело единым прыжком, сбивая рыжего с ног и не обратив внимания, как дернуло зацепившуюся за край ямы ногу. Над головой грохнуло так, будто лопнуло небо, и он что было сил вжал Дэна в стылую осеннюю землю.

«Успели!» оглушительно билось в голове хором с потрясенным «Как? Откуда?!», но и то и другое тонуло в до самой глубины ошпарившем облегчении.

Звон в ушах еще даже не стих полностью, когда все закончилось. Прекратились редкие выстрелы, прекратилась беготня, и вокруг разом стало гораздо больше людей. Звучали чужие голоса, громкие, но спокойные, трещали рации. Вдали стихала сдавленная ругань, и, подняв голову, Тед успел увидеть, как уводят прочь двоих бандитов в наручниках. Тело ощущалось как не свое, мозг сбоил, точно у пьяного, выхватывая, но не анализируя отдельные фрагменты. Невесть откуда и когда вынырнувшие полицейские машины на дороге, кареты скорой помощи, мечущиеся в воздухе и по земле красно-синие отсветы проблесковых маячков. Все это увиделось в какие-то секунды, разом, но упорно не складывалось воедино.

Плотная тень приблизилась и нависла над ними одновременно с тем, как Дэн внизу шевельнулся, пытаясь выползти из-под него. Плеча коснулись горячие-горячие пальцы.

— Целы? — поинтересовалась тень густым и сочным голосом, присаживаясь на корточки.

От помощи Тед вяло отмахнулся. Сел, не чувствуя под собой земли, и поднялся на ноги. Их уже обступали со всех сторон, пара машин развернулась к пологому спуску, заливая прежде неверную картину дальним светом. Заговоривший с ними оказался коренастым и невысоким, но на вид мощным. Из тех, кого можно спутать с поднабравшим лишнего — и очень ошибиться.