Девушка невольно сложила пальцы в оберегающий знак — кто знает, что на уме у чудовища?
Нелюдь снова отвернулась к стене. Подтянула к груди распухшие багрово-синюшные ноги и замерла.
…Когда посетители разошлись, а хозяин, подсчитав выручку, отправился спать, Атари все еще бродила с метлой по залу, мечтая поскорее добраться до своей лежанки. Голова болела; скула, куда пришелся кулак хозяина, распухла, левый глаз не открывался. Впрочем, кому-кому, а ей было не привыкать.
— Значит, ты рабыня, — прошелестела нелюдь в клетке.
— Угадала, — Атари медленно возила по полу тяжелой метлой. Растоптанная картошка, кости, засохшая грязь…
Ночница завозилась в своем углу, потом медленно села. Лунный свет, сочащийся сквозь приоткрытое окно, упал на бледное лицо нелюди — и Атари вдруг подумала о том, что лицо это необычайно красиво. Странной, нечеловеческой красотой.
— Наверное, я виновата, — сказала ночница.
— Нет, не думаю, — процедила Атари, — это я должна была миску убрать.
— Ты всегда была рабыней?
— Не всегда, — Атари перестала мести и, окинув взглядом замершую нелюдь, пояснила: — Отец продал меня Хейтору за долги.
— Давно?
Девушка пожала плечами:
— Давненько. Да что тут говорить — привыкла уже. — И вдруг, сама от себя не ожидая, спросила: — Может, ты чего хочешь? Могу дать поесть что-нибудь. Если объедками не побрезгуешь.
Нелюдь поежилась. Внимательно посмотрела на Атари, но что можно понять по страшным глазам, залитым чернотой так, что не видно зрачка?
— Ты странная девушка. Тебе не следует мне помогать. Ты должна меня ненавидеть. Но я с благодарностью приму от тебя помощь. Как тебя зовут?
Атари помялась. Говаривали, что даже ночью нельзя вслух произносить свое имя, ибо власть нелюди велика.
— Меня зовут Кларисс, — прошелестела ночница, — не бойся, я не причиню тебе вреда. Да и подумай сама, как я могу навредить тебе, сидя в этой клетке?
Голос ее был мягким, как бархат. Атари совсем некстати вспомнила, что как-то в трактире обедал сборщик податей и она совершенно случайно коснулась его бархатной мантии. Так вот, голос Кларисс был именно таким — мягким, ласкающим слух, завораживающим…
Не ответив, девушка налила в глиняную кружку воды из кувшина, затем извлекла из кармашка передника горшочек с собранными объедками, которые должны были составить ее собственный ужин. С тоской подумала о том, что остается голодной, если отдаст нелюди все, а потому выложила часть на тарелку.
— Вот, возьми.
— Благодарю.
— Я всегда думала, что вы едите только человеческое мясо, — заметила Атари.
Нелюдь улыбнулась впервые.
— Это не совсем так, если тебе интересно.
И, взяв двумя пальцами не доеденный кем-то кусок мяса, впилась в него зубами.
— Зачем же вы тогда убиваете людей?
— Такова наша природа.
Воцарилось молчание, прерываемое лишь хрустом мелких косточек на зубах Кларисс — не перебирая, она проглатывала все подряд.
— Как твои ноги? — осторожно спросила Атари.
— А ты как думаешь? — с набитым ртом промычала нелюдь.
Атари покачала головой. Что же она в самом деле творит? Мало того, что подкармливает болотную ночницу, да еще и сочувствует ей! Нет, не к добру все это, не к добру…
— Выпустишь меня отсюда? — вдруг спросила Кларисс и тут же усмехнулась: — Не бойся. Знаю, что не выпустишь. Да и ключи от замка, небось, у твоего хозяина.
…Наутро стало ясно, что ноги Кларисс здоровы. Хоть она и прятала их тщательно под юбкой, от зоркого взгляда Атари не ускользнуло, что опухоль спала, словно ее и не было. Раздробленные кости срослись. Это казалось невероятным — и все же…
Весь день ночница просидела в углу, пялясь в одну единственную точку на полу, шевеля бледными губами и не обращая ни малейшего внимания на попытки клиентов расшевелить ее.
Атари очень хотелось подойти и спросить: что ты задумала, Кларисс? Но, поеживаясь под липким взглядом хозяина, девушка даже приблизиться к клетке не решалась.
А на закате случилось то, чего, как огня, боятся все жители Империи со стороны Кайэрских топей.
…Вопли. Грохот. Конское ржание.
Дикая смесь звуков ворвалась вихрем в окна корчмы. И Атари, судорожно сжимая метлу, поняла, что это конец.
Конец ее жизни. Конец деревни.
Ибо кочевники, свободный народ с той стороны топей, не щадили никого.
Девушка даже не успела метнуться к спасительному подвалу, когда дверь с треском слетела с петель. В проеме, залитая кровавым светом заходящего солнца, возвышалась фигура кочевника, показавшаяся Атари просто огромной. Быть может, он и не был таким, но одежда из мохнатых шкур, меховой плащ, высокая меховая шапка сделали свое дело.
Девушка хотела закричать, но изо рта вырвался чуть слышный хрип. А кочевник, будто дождался сигнала, прыгнул вперед, одновременно выпрастывая из-под плаща руку с прямым широким клинком.
Хруст. Странный хруст под ребрами. И леденящий холод, что появился — и тут же исчез.
В животе дрогнула, поднялась к горлу горячая волна.
Атари падала — медленно, будто воздух поддерживал ее ставшее таким непослушным тело. Краем глаза она успела заметить, как мужчина в меховой одежде метнулся к клетке, как вздернула алебастровый подбородок болотная ночница. Потом что-то жесткое ударило Атари в бок, и она поняла, что лежит на полу. С удивлением заметила темно-красную лужу, расползающуюся на неструганых досках. Неужели это ее кровь? И откуда ее столько-то?!!
Стены, кочевник, клетка с ночницей — все завертелось перед глазами, подернулось дымкой. Боль в животе пылала, сжигая дотла. Но Атари все же успела увидеть, как, раболепно кланяясь, кочевник сбил замок с клетки, открыл дверцу. Как болотная ночница, тряхнув гривой нечесаных иссиня-черных волос, шагнула через порог, поманила к себе воина. И как молниеносным, неуловимым для человеческого взгляда движением вцепилась она острыми зубами в его жилистую шею. На лицо Атари брызнуло что-то горячее, но она уже едва чувствовала это. Туман клубился перед глазами, застилая взор, и в этом тумане она уже видела спокойные воды вечной реки. И лодку, которая ждала ее…
— Ты могла умереть.
Голос, бархатный голос ночницы доносился откуда-то издалека.
Ни реки, ни лодки больше не было. Оставался только туман — страшный, багровый, опутывающий сознание своими щупальцами. Боль тоже ушла, растворившись бесследно.
Атари попробовала вздохнуть — получилось. Приоткрыла глаза — высоко над ней темнело ночное небо с бриллиантовыми гвоздиками звезд.
А ближе… Белым алебастром тускло светилось лицо Кларисс.
— Кочевники почитают ночниц как владык Ночи, — спокойно заметила Кларисс, — я знала, что рано или поздно они придут за мной и накажут тех, кто совершил святотатство. Тебе следует запомнить это, Атари.
— Откуда… — девушка закашлялась, — откуда… ты знаешь мое имя?
Ночница усмехнулась:
— Мне ведомо твое имя… твои воспоминания… твое сердце.
Туман окончательно рассеялся. Атари лежала и смотрела на прекрасное, недостижимое ночное небо. И ей было совершенно не страшно, что рядом — зло.
— Вставай, — мягко сказала Кларисс, — нам пора идти.
— Нам? — Атари все еще не решалась пошевелиться, ожидая, что вернется боль. И чем больше она лежала, тем сильнее было чувство, что произошло нечто странное: с такой раной она непременно должна была умереть. Девушка вспомнила туман, величественно текущие воды реки, лодку…
— Нам, сестра, — прошелестела Кларисс.
— Что?..
— Я не хотела, чтобы ты умерла, — так же спокойно пояснила ночница, — но был только один способ вернуть тебя к жизни. Один маленький укус — и перерождение начинается. К слову, оно еще не завершилось.
Атари закрыла глаза. Так вот что с ней стряслось… Но разве это лучше, чем просто уход в мир иной?