Мелитрису передернуло, как от озноба, но она тут же взяла себя в руки, мол, продолжайте. Однако нервное содрогание ее можно было истолковать не только как страх, свойственный девице, но как откровенное сомнение в том, что к шпионским делам можно приставить эпитет "благородные". Во всяком случае Лядащев именно так и понял и, что неожиданно было при его уме и насмешливости, вдруг обиделся и принялся на разные лады ругать Мелитрису за отсутствие патриотизма.
Мелитриса слушала его внимательно и настолько невозмутимо, что Лядащев уже готов был обвинить ее в забвении памяти отца, но вовремя опомнился, облачив свой гнев в более невинные слова:
- Что меня удивляет, так это умение девиц делать что-то со своими глазами! Они вдруг становятся фарфоровыми, совершенно теряя осмысленное выражение. Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, но ведь и вы эдак же...
- Давайте по инструкции, Василий Федорович... Продолжайте,
- Продолжим,- тут же согласился Лядащев, употребив множественное число, словно говоря от имени всего секретного отдела.
Правильно говорит пословица: дальше в лес, больше дров. Оказывается, завтра Мелитриса будет встречаться с господином С., то есть главным резидентом, которого зовут Сакромозо. Кто такой Сакромозо? Он, оказывается, рыцарь, как во времена Дон-Кихота. Смешно...
Далее... Сакромозо умный и сильный враг, более того, он удачливый человек, но мы, то есть русский секретный отдел, должны его переиграть... потому что мы о нем мало знаем, а он про нас, то есть об истинных целях Мелитрисы, не знает ничего.
- ...Кроме того, душа моя, что вы отравительница,- добавил Лядащев деловым, уверенным тоном.
- Помилуйте, зачем вы мне этот вздор говорите? И потом, я-то как раз про вашего Сакромозо ничего не знаю,- взорвалась Мелитриса.
- Расскажу,- Лядащев доверительно положил руку ей на плечо.- Все расскажу... со временем...
Поставленная перед Мелитрисой задача показалась ей возмутительной, вызывающей, нескромной: понравиться Сакромозо, войти к нему в доверие и доказать, что в ней, Мелитрисе Репнинской, есть большая надоба в Берлине.
- В Берлин я не поеду,- быстро сказала Мелитриса.
- Это я образно сказал, надеюсь, что до Берлина дело не дойдет. Сакромозо будет вам задавать вопросы для того, чтобы проверить вас, кроме того, он захочет получить через вас секретную информацию.
- Какую еще?
- Все, что надо, мы напишем. Пусть вас это не волнует. Главное, чтобы он вами заинтересовался. Вы скажете Сакромозо, что привезли шифровку.
- Это еще что за крокодил вавилонский - шифровка? Это бумага?
- Да, письмо в цифрах. Запомните, вы привезли ее из Петербурга в каблучке. Туфельки уже готовы
На лице Мелитрисы изобразилось такое глубокое изумление, а вытаращенные глаза настолько стали напоминать благородный китайский материал, что Лядащев расхохотался.
- Что вы так оторопели? Это обычный способ перевозить секретную почту. И еще в шляпах, в локонах, в поясах, в тростях - да мало ли...
- Господин Лядащев, но как я отдам эту... шифровку? А если у меня спросят, откуда она у меня? Что я отвечу?
- Надеюсь, вы шутите,- грустно усмехнулся Василий Федорович, весь его вид говорил - как с вами, красавица, трудно... просто невозможно разговаривать.- Вы не должны допускать самой возможности такого вопроса! Разговор с Сакромозо надо построить на том, что рыцарь безусловно сам знает, от кого вы в Петербурге получили шифровку. А если он это знает и вы, в свою очередь, знаете, то что об этом говорить?
- А если Сакромозо свои домыслы выстроит на том, что об этом как раз и надо говорить? Если он вздумает меня проверять?
Лядащев почесал кончик носа, словно помогая себе правильно оценить ситуацию.
- Если Сакромозо будет настаивать на ответе, то вы... Запомните, это важно! Вы скажете, что шифровку взяли в тайнике. Теперь нам надо придумать этот тайник, и чтоб без дураков, чтоб все достоверно.
Вначале Лядащев придумал тайник в Новом пешеходном мосту через Мойку. Этот мост десять лет назад построил архитектор Растрелли, и его по сию пору зовут Новым. Мыслилось так: на растреллиевском мосту, где все позолота, оконные проемы с карнизами и фигурными наличниками, каждая ваза может быть тайником, а главное, он расположен близко от императорского дворца.
Сам придумал, сам передумал. Лядащеву не понравилось, что слишком там людно, посему было решено устроить тайник в фонаре на въезде в Семионовский мост. В массивной подставе фонаря, оказывается, один кирпич вынимается, в этой нише письмо спрятать легче легкого. Остановились перед мостом, нагнулись, будто бы пряжку на башмачке поправить, кирпичик незаметно отодвинули.
- Причем это все не придумка,- веско сказал Лядащев.- В нашем деле все должно быть точно. Я сам этим тайником пользовался.
- Это я поняла,- нетерпеливо перебила Лядащева Мелитриса.- Но кто положил в этот тайник для меня шифровку? Я-то должна это знать,
"Дотошная девица,- с уважением подумал Василий Федорович.- При этом спокойна и холодна. Голос что хрустальный ручей... Может, и будет от нее польза..."
- Ладно. Расскажу вам суть дела. Некоторое время назад мы поймали вражеского агента. Он русский, но служил пруссакам. Назывался он у них Брадобрей. Кое-что мы у него узнали, например, пароль, с коим вы пойдете, и еще кое-что, по мелочам. Настоящего разговора с Брадобреем не получилось, потому что он умер в лазарете.
- От пыток? - прошептала Мелитриса с ужасом, и Лядащев увидел, как щеки девушки заливает густой, брусничный румянец.
- Нет, девочка, не бойтесь,- сказал он мягко.- Никто этого Брадобрея не пытал. Он болел сердцем, а при аресте, видно, перепугался, и у него случился кровяной прилив к мозгу. Так лекарь в госпитале сказал. .У него отнялась речь. Потом частично вернулась. Допрашивал агента один человек, он не по нашему ведомству - некий капитан Корсак.
- Его зовут Алексей?- встрепенулась Мелитриса.- Он друг князя Оленева.
- Он самый,- кивнул Лядащев. Девушка вдруг засмеялась со счастливыми нотками в голосе.
- Я никогда не видела Корсака, но князь Никита рассказывал о нем. Я верю, что этот капитан не сделает ничего дурного. Продолжайте, Василий Федорович.
- Продолжаю,- Лядащев обрадовался, что в Мелитрисе проснулся живой интерес.- Капитан Корсак нашел к агенту подход. Во всяком случае, все, что нам Брадобрей сообщил, было его предсмертной исповедью. Но из всего, что я здесь рассказал, вам надо помнить только одно: шифровку в тайник положил Брадобрей. На всякий случай его словесный портрет: