Выбрать главу

Отстреливаться от преследователей придется уже из салазок, конечно, меткость будет не ахти, но другого выбора нет. Выиграют волосатики у пернатых соревнование в перемещении по болоту – кто-нибудь да уцелеет. Проиграют – пернатые еще раз поужинают, на этот раз сытнее, потому что добычи у них будет больше.

Выходить на марш решили через полчаса после наступления темноты, взорвав динамитом заднюю стену крепости. Пускать ракеты для освещения решили лишь в самом начале боя, чтобы пробиться через заслон пернатых, а потом – только в крайнем случае, чтобы лишний раз не обозначать себя. Что ни говори, у беглецов было преимущество – в темноте бакумуры видели не в сравнение лучше пернатых.

Обсуждать больше было нечего, следовало снести в волокуши все, что собирались забрать с собой, – пищу, воду в кожаных бурдюках, лишние ружья, которых после разгрома разведки под командованием Квадратного было совсем не много, лопаты, ручки и колеса от тачек, которые были сделаны из дюраля, а потому цену имели немалую, одеяла и остатки светильного масла в канистрах.

Когда ребята разошлись, чтобы довести сборы до конца, Ростик подошел, сел на свое ложе, которое почти год принадлежало только ему, и закрыл глаза. Он пытался своим пророческим даром осознать – ожидает его в этом отступлении успех или провал. Успехом, конечно, должны считаться малые потери и относительно спокойный, без осложнений марш. Провалом, без сомнения, была бы гибель людей. Да, именно так, потому что людей невозможно было заменить. Даже потерю оружия можно компенсировать, но люди – они были единственным материалом, который тут, в Полдневье, не заменялся. Даже умнеющие на глазах волосатики могли подменять людей только на самых грубых работах, И конечно, не подменяли их в плане продолжения вида, а значит...

– Командир, – раздался из темного угла слабый, просительный голос.

Рост очнулся, он и не заметил, что стал задремывать, ведь вторую ночь, обдумывая ситуацию, почти не спал.

– А-а, Михайлов. – Он вздохнул, чтобы быстрее прийти в себя. – Да, я помню. Давай-ка, Михайлов, влезай в доспехи старшины Квадратного. Он просил меня их сохранить, а мне почему-то кажется, если ты будешь в моих салазках, то непременно спасешься. И доспехи заодно вывезешь.

– Я? – Глаза мальчишки стали круглыми от изумления. Доспехи были высшим отличительным знаком в Боловске, даже не все офицеры могли похвастаться, что у них была эта стальная скорлупа, способная, как однажды случилось с Ростиком, остановить пулю из “калаша”.

– Ты.

– Не знаю... Я должен попробовать.

– Я тебе подскажу.

Прикладывая к себе доспехи, Михайлов вдруг расхрабрился:

– Командир, если я поеду в ваших... ну, в волокушах, где вы будете старшим, можно я Лидку с собой возьму?

– Жену? Конечно. Лидия будет с нами.

– Хорошо. – Связист помолчал. Потом добавил: – Спасибо. С вами-то мы уж обязательно выживем.

– Что?

– Ну, говорят, что вы всегда из воды сухим выходите. Что умеете остаться в живых, не погибнуть... – Вдруг он так смутился, что даже при свете плошки стало видно, как краска заливает его скулы и щеки.

– Когда приоденешься, – хмыкнул Рост, – поднимись в башенку и просигналь последний раз, пусть Перевал в течение всей ночи поддерживает костер. Самый большой, какой только сможет. Вдруг это да окажется решающим условием нашего спасения.

– Есть. – Михайлов подумал и сказал: – Тогда я лучше сейчас сбегаю, передам послание, а то скоро уже и Солнце выключится. Придется масло жечь, а его жаль... Доспехи я потом надену, до выхода на марш у меня будет время.

– Давай, – согласился Ростик. – Заодно меня перед выступлением разбудишь. А то я...

Договорить он не успел. В его сознании возник какой-то разрешающий сигнал, и сон мягко затопил Ростика. Он знал, что может поспать почти час до выступления, и не собирался упускать такую возможность. Все-таки его ждала еще одна, третья подряд бессонная ночь. А это, для такого сони, каким был Ростик, являлось серьезным испытанием.

5

– И что потом? – спросил старший лейтенант Смага, командир Перевальской крепости, поглядывая какими-то очень осторожными глазками по сторонам. Ростик никак не мог понять их выражения.

– Ничего, – ответил Рост лениво. Он сидел в главной зале крепости развалясь, почти довольный собой и всем светом. – Прорвались через их ряды, слитным огнем смяли попытки пернатых разъединить возки, а потом болотами, болотами – и оказались у кромки твердой почвы почти на пять километров раньше погони бегимлеси. А тут они уже не особенно и рвались в бой, видно, помнили, как мы чистили эту местность из недели в неделю и гравилетами, и БМП, и огнем, и холодным оружием.

Они прорвались, они были почти все живы. Осталось только сдать раненых, отделить для срочной отправки в город подхвативших таинственную болезнь уже после того, как они вышли из крепости, и можно считать свою миссию оконченной. Почти наверняка его гарнизон будет расформирован, следовательно, его командование подошло к концу.

В комнату неожиданно вошел Каратаев. Он был решителен, как паровоз.

– Из Боловска запрашивают о потерях.

– Люди – раненых четверо, заболевших – семеро. Волосатики...

– Это не важно, – отозвался Каратаев, но Ростик резким жестом привлек его внимание:

– Ты отправишь доклад так, как я его сформулирую, или я сам поднимусь к телеграфистам. – Убедившись, что Каратаев в очередной раз, закатив глаза к небу, выразил ужас нахождения рядом с Ростом, но больше не спорит, добавил уже спокойнее: – Бакумуры – двенадцать поцарапанных из пращей, трое серьезно задеты из ружей, остальные, чуть больше восьмидесяти душ, в порядке.

– Теперь все? – спросил Каратаев.

– Все.

Он ушел. Рост потянулся за великолепным травяным чаем, когда Смага неожиданно спросил:

– Не понимаю, почему вы с ним не поладили? Это не очень хорошо, Гринев...

– Тогда позвольте мне удивиться: как вам удалось с ним поладить? – Он отхлебнул чай, потом посмотрел на вежливого, немолодого, лет уже под тридцать, с франтоватыми усиками старлея. Ему не хотелось, но он обязан был задать этот вопрос: – Кстати, как могло получиться, что вы отпустили гравилет в Боловск? Вы же знали, что из крепости на Скале к вам идет гарнизон, поддержка с воздуха могла оказаться решающим фактором в бою. И вы все-таки...

– Полагаю, это находится в моей, и только моей, компетенции? – чуть заметно потемнев лицом, отозвался Смага.

– Как вас по отчеству?

– Кузьма Владиленович, – с неудовольствием ответил старший лейтенант.

– Ума не приложу, Кузьма Владиленович, почему вы считаете свои решения, от которых зависела жизнь вверенных под мое командование людей и бакумуров, только своим делом.

– Значит, вы полагаете, я должен отвечать? Бред какой-то, подумал Ростик, нам еще остается начать расшаркиваться и теребить аксельбанты.

– Хорошо, – решился Смага. – У меня вышел срок работы гравилета, и по графику я должен был отправить его на алюминиевый завод.

У Ростика отпала челюсть.

– Что? Вы хотите сказать, что вы просто выполняли... график? – Его рука зависла так, что чай пролился на колени, но это было не страшно, он был еще в доспехах, и кипяток остыл прежде, чем попал в зазоры коленного шарнира. – Вы выполняли график, который составили какие-то тыловые крысы за месяц до этих событий, который не может и не должен учитывать изменений общей обстановки?.. Который вообще никто никогда не принимает во внимание?

– Я думаю иначе. Если в штабе решили, что гравилет нужен где-то еще, он должен быть отправлен туда, куда его определили работники, которых вы называете “крысами”.

– Так. – Ростик встал. Злость его была безадресной, вернее, адресной, но, к сожалению, человека, который действительно отвечал за сложившееся положение вещей, тут не было, а находился он, скорее всего, в городе, в своем кабинете, и назывался Председателем. – Вы понимаете, конечно, что я обязан буду донести до командования ваши действия? Разумеется, с моими комментариями?