– Ага, – здоровяк кивнул. – Хотя ты уверял, что и дед, и девки удалились!
– Значит, у них еще кто-то живет, – не собираясь признавать свою вину, заспорил карлик. – Собака, например! Ты слышал, как она рычала?!
– Цапнула? – сбавляя тон, почти сочувственно спросил здоровяк.
Дикое собачье рычание он прекрасно слышал и, честно признаться, сам немного струхнул.
Этак рычать могла, к примеру, бешеная собака Динго.
– Царапнула, – в рифму ответил карлик. – Когтища, как сапожные шила!
– Не, собаки не царапаются, – усомнился в сказанном здоровяк. – Значит, там еще кто-то был. Должно быть, кошка. Небось спала себе под теплой батареей, а ты за штору полез и на нее напоролся.
– По-моему, это был дикобраз, – пробурчал карлик в спину остановившегося спутника. – Ну, чего ты застрял?
– А где наша обувь? – Здоровяк не двинулся с места и напрягся, бугрясь плечами. – И зонт? И плащ? Эй, а где наше все?! – Он обернулся к напарнику: – Да подвинься ты, шкаф!
Карлик вывинтился из-под руки дюжего спутника, посмотрел в пустой угол и затейливо выругался. А потом, решив, что терять уже нечего, повинился:
– Масленка, кстати, тоже потерялась…
– Масленка – это ерунда, а вот как мы без сапог по лужам пойдем? – почесал в затылке здоровяк.
– Вернее, как ты пойдешь, я-то вообще не ходок, меня нести надо, – смекнув, что к нему претензий нет, жалобно молвил карлик и с намеком потряс окровавленной ножкой.
– О боже, – пробормотал здоровяк и брезгливо скривился, но все-таки подставил ручки.
Юля шагала во тьме под дождем, даже не пытаясь искать местечки посуше. Она топала по лужам, не разбирая дороги, и горько радовалась, проваливаясь в холодную воду по щиколотку.
– Так тебе и надо, дурища деревенская! – негромко, но с чувством, выговаривала Юля сама себе. – Из грязи в князи захотела? А фигушки! Прынцесса, как же, можно подумать, Василисушка! Закатай губу и лезь обратно в лужу, да поглубже, жаба нецелованная!
Жаба не жаба, а глубоко в душе что-то тяжко ворочалось и тоскливо ныло. По упругим девичьим щекам и персям, смешиваясь с дождевой водой, текли горькие слезы.
Почти двадцать пять лет!
В ее возрасте у матери Джульетты была уже одиннадцатилетняя дочь!
А сама Джульетта в ее возрасте вообще уже давно в гробу лежала!
Без малого двадцать пять лет, четверть века!
Возраст, в котором нормальная девушка должна уже быть крепко замужем!
Этим вечером обычно живая и веселая Юля чувствовала себя столь же древней, страшной и чуждой всяких радостей плоти, как хорошо выдержанная египетская мумия. Это ощущение ра-зительно контрастировало с заветной мечтой, в которой ее, прелестную и воздушную, как принцесса фей, нес на руках великолепный красавец самых рыцарских статей.
Голос разума, заметно обеспокоенный приступом черной, как грязь под ногами, депрессии, пытался приподнять настроение хозяйки над лужами уверениями, что романтические мечты заведомо несбыточны, ибо рыцари если не вовсе перевелись, то уж точно измельчали и никого, крупнее свежевыловленного карася на уху, на руках не носят.
Удрученную Юлю эти занятные рассуждения наверняка развеселили бы, не опровергни их реальная действительность.
Громко хлопнула дверь.
Машинально отреагировав на звук, Юля подняла голову и увидела душераздирающую картину.
По волнующейся луже целеустремленно, как ледокол на помощь терпящим бедствие полярникам, мощно пер мужчина богатырского сложения, а на руках у него, пряча личико от дождевых струй во впадине между грудными мыщцами рыцаря, уютно устроилась какая-то миниатюрная счастливица.
– Повезло же кому-то! – завистливо вздохнула Юля и прищурилась, пытаясь разглядеть принцессу, которой так повезло с рыцарем, но в отсутствие очков не преуспела.
Оно и к лучшему.
Увидев, что редкий в нынешние времена галантный кавалер несет на ручках никакую не принцессу, а миниатюрного мужичка, бедняжка Юля потеряла бы всякие матримониальные надежды.
Разбудили меня яркий свет и громкий звук – тяжкий и горестный коровий вздох.
Обнаружив себя на полу в обнимку со скомканным одеялом, я заморгала и задумалась.
Мне что, все приснилось?
– И что это было? Кошмарный сон или сеанс девичьих грез о бурной страсти? – мрачно поинтересовалась Юля.
Стоя в дверном проеме, она еще не опустила руку, которой хлопнула по выключателю верхнего света, и походила на вождя, приветствующего колонну демонстрантов.
Судя по выражению лица – на совестливого Цезаря, провожающего идущих на смерть.