Он ожидал увидеть, если документ действительно существовал, внушительный пергамент в стиле парламентского акта – свиток, соответствующий размаху преступления. Однако женщина протянула ему полоску бумаги дюймов в восемь или около того шириной, похожую на расписку о продаже лошади или бочки с вином, свернутую в трубочку и перехваченную потертой черной лентой. Но для своих размеров она оказалась многообещающе тяжелой. Пергамент, не бумага. Нэйлер поднес его к окну, в меркнущем свете развязал ленту и раскатал свиток на полную его длину в семнадцать дюймов. Смертный приговор Карлу Стюарту, королю Англии, Шотландии и Ирландии, врученный полковнику Фрэнсису Хэкеру, командующему охраной короля, в утро казни его величества, лично Оливером Кромвелем.
Нэйлер положил свиток на стол полковника, и он тут же свернулся снова, словно защищающаяся змея. Он сел, снял шляпу, положил сбоку, потом вытер ладони о куртку.
– Мне бы света, миссис Хэкер, если вас не затруднит.
Она вернулась в холл, к сундуку, где хранились свечи. Потребовалось какое-то время, чтобы высечь трясущимися пальцами искру при помощи кресала и кремня. Когда Изабелла Хэкер вернулась с двумя подсвечниками, то обнаружила гостя на прежнем месте: он неподвижно сидел за столом у окна, голова его силуэтом обрисовывалась на фоне багрового заката. Она поставила свечи. Он, не поблагодарив, придвинул их ближе и развернул свиток.
В тексте, как с интересом отметил Нэйлер, встречалось множество подчисток и исправлений. «О чем это говорит? – задумался он. – О спешке, наверное. О смятении. О сомнениях?» Он стал зачитывать документ вслух из стремления, чтобы он лучше отложился у него в голове, а не ради Изабеллы Хэкер, внимательно за ним наблюдавшей.
– «Поелику Карл Стюарт, король английский, обвинен и признан виновным в государственной измене и других тяжких преступлениях, вердиктом сего суда в минувшую субботу приговорен был к смерти через отсечение головы от туловища, и оный приговор предстоит еще исполнить, сим вам повелевается обеспечить, дабы был он приведен в действие на открытой улице перед Уайтхоллом, поутру тридцатого числа сего месяца января между десятью часами и пятью часами пополудни того же дня, во всей полноте…»
Жуткие, тяжкие слова вязли в горле. Нэйлеру пришлось откашляться и сглотнуть, прежде чем он смог продолжить:
– «…И для исполнения оного поручения сим предоставляются вам достаточные полномочия. Оные обязывают всех офицеров, солдат и прочих добрых людей народа английского оказывать вам содействие в службе. Скреплено подписями нашими и печатями…»
Нэйлер остановился.
– Вот и имена. – Он пробежал глазами по пятидесяти с лишним подписям, размещенным под текстом в разбивке на семь колонок. Рядом с каждым именем стояла красная восковая печать. Оттиски разметались подобно каплям крови.
– Но имени моего мужа среди них нет?
Взгляд его снова поднялся по перечню, выхватывая некоторые имена и фамилии. Грегори Клемент… Эдмунд Ладлоу… Томас Харрисон… Уильям Гофф…
– Нет. Он не подписывал.
Изабелла Хэкер выдохнула:
– Вот видите – он сказал правду. Он не числился среди судей короля и не приложил руки к смертному приговору.
– Да. Но имя его здесь все-таки есть. «Полковнику Фрэнсису Хэкеру, полковнику Нанксу и подполковнику Фейру». – Клерк перевернул пергамент тыльной стороной вверх и ткнул пальцем. – Приговор, по сути, адресован в том числе и в первую очередь вашему супругу. Именно поэтому, насколько могу предположить, он и находится в его доме.
– Но он всего лишь солдат, – возразила она. – Офицеру надлежит исполнять приказы, а не отдавать их.
– Это решать суду. – Нэйлер проворно убрал документ, на случай если она попытается его выхватить.
Хэкер надзирал за исполнением приговора. Вина его была начертана черным по белому. Жена все равно что накинула собственному мужу петлю на шею. Она, похоже, только что осознала это и покачнулась перед столом, а лицо у нее сделалось бледным, как воск свечи. Нэйлеру уже не терпелось как можно скорее избавиться от нее. Она свою роль исполнила. Он хотел без помех изучить приговор.
– Час поздний, миссис Хэкер. Вам пора на покой. – Он заметил в углу комнаты кушетку. – Я, с вашего позволения, проведу ночь здесь, а на рассвете уеду.
Изабелла Хэкер отказывалась смириться с таким ударом. С его внезапностью и жестокостью. Два дня в дороге, и чтобы все закончилось вот так.
– Но мы ведь исполнили то, чего требовали их светлости, мистер Нэйлер. Это ведь должно зачесться.
– Не в моих полномочиях это решать. Я предлагаю вам удалиться на покой и помолиться за своего мужа. – Рот его скривился в легкой улыбке. – В конечном счете, что бы ни случилось, всё в руках Господа.