Фыф не хотел этого слышать – ни чужих мыслей, ни своих. Ужасное горе переполняло его. Он зарыдал, уронив лицо в ладони… и замер.
У него больше не было множества глаз, для которых, казалось, уже не хватает головы. Лоб над одним-единственным глазом стал выпуклым и гладким, как раньше, когда Фыф был обычным шамом низшего уровня.
Он уже испытывал подобное некоторое время назад – там, в мире своего счастья, оказавшемся иллюзией. Но тогда это не имело значения – ведь рядом были любимая и друзья.
Но сейчас их не было. И ощущение новой потери потрясло шама до глубины души. Он уже привык к власти над стихиями, предметами и живыми существами. И теперь, когда все его нажитые потом и кровью трансформации и способности исчезли вместе со счастьем, в которое он с такой радостью поверил, чувство потери стало просто невыносимым…
А когда живому существу больше нечего терять, у него появляется желание.
Невероятно сильное.
Всепоглощающее.
Или умереть как можно скорее, или…
Фыф поднял голову. Если бы кто-то смог в этот момент заглянуть в его единственный глаз, занявший половину лба, он бы, скорее всего, инстинктивно отшатнулся в ужасе – такая почти физически ощутимая ярость полыхала внутри шама, выплескиваясь наружу черной, липкой, удушающей волной.
– Слушай меня, Монумент, – страшным, леденящим голосом произнес Фыф. – Ты отнял у меня мечту, но твоей вины нет в том, что погибли мои друзья и моя любимая. Без глупой, несбыточной мечты даже лучше. Мертвых не вернуть, но зато я могу отомстить тем, кто их убил. Людям. Всему этому проклятому племени, возомнившему себя вершиной эволюции. Поэтому слушай мое желание. Я хочу стать как ты, Монумент. Не просто убивать этих жалких существ, а делать это так, чтобы они сами приходили ко мне, а потом молили о смерти как об избавлении от страданий…
Пока он говорил, синее свечение внутри Монумента начало пульсировать, словно сердце, бьющееся все быстрее и быстрее. И в какой-то момент что-то лопнуло в этом сердце, словно порвался сосуд – и алая кровь, клубясь, хлынула в сияние цвета чистого неба.
Буквально в считаные мгновения цвет Монумента изменился – теперь вместо мертвенной лазури он сиял кровью, источал ее, закручивал в торнадо, вдруг взметнувшееся до потолка… Кровавый вихрь подхватил Фыфа, словно пылинку, и за долю секунды растворил в себе и самого шама, и его лютую ненависть к людям, которые отняли у него все, ради чего стоило жить…
– Тысяча снарков!!!
Петрович схватился за голову.
Перед ним лежала распечатанная упаковка зажигалок Снайпера со знаменитой надписью: «Если пойду я долиною смертной тени…»
– Что случилось, хозяин? – предупредительно поинтересовался охранный киб.
– Случилось?!! – задыхаясь от гнева, еле проговорил торговец. – Что случилось?! Гравер, чтоб его в «комариной плеши» расплющило, мышкана неграмотного, лишнюю букву нарисовал, сволочь! «СмертОной»! Мать его, «смертОной»!!! И не на одной зажигалке, а на целой партии!!! И что мне теперь с ними делать?
– Со скидкой продайте, – осторожно проговорил киб, уже успевший изучить хозяина не хуже хорошей сторожевой собаки.
– Со скидкой?!! – прохрипел торговец. – Я – и со скидкой?!! Смерти моей хочешь, чурбан синтетический?
– Я как лучше хотел… – попятился киб, понимая, что сморозил что-то ужасное…
– Лучше бы ты сдох, – держась за сердце, простонал Петрович, потихоньку осознавая, что ничего лучшего в этой ситуации придумать не получится.
Принципы принципами, а скидку сделать придется.
Впервые в жизни…
– Хозяин, на мониторе клиент, – машинным голосом произнес второй киб, наблюдавший за обстановкой вокруг бункера.
– Кого там снарки несут? – раздраженно бросил торговец.
Киб, не отлипая от оптического визира, который почему-то называл монитором – наверно, другого слова в программе не было, – выдал:
– Расстояние до цели триста пятнадцать метров. Объект вооружен, в каталог постоянных клиентов не входит, движется по направлению к бункеру. Судя по внешнему виду униформы и данным сети КПК, относится к неофициальной группировке вольных сталкеров. Визуально полученные данные, а именно – ограниченная подвижность и пятна крови на одежде, – позволяют предположить, что объект серьезно ранен.
– Дай сам гляну, – поморщился Петрович, которого часто подбешивали казенные доклады кибов – не могли, что ли, в них закачать побольше алгоритмов нормальной человеческой речи? И, глянув, проворчал: – Ну да, мать твою, «позволяют предположить», когда Дрозд еле волочется, того и гляди сдохнет прям у порога. Иди, притащи его сюда, пока он там не рухнул и его хабар кто-нибудь не забрал.