Выбрать главу

– А я что? – В голосе парня появились истеричные нотки. – Я не реинкарнируюсь? Куда же я денусь, если к кладу я не привязан, а ада не существует? Я-то знаю что его не существует, и фиг кто заставит меня угодить в ловушку суеверий! Что? Что меня ждёт? Скажите, уважаемый ясновидящий!

– Вы знаете, что я не предсказываю…

– А вам не пофиг? Я же умер! Какая теперь разница?! Всё, спектакль окончен. Куда направится актёр, так паршиво сыгравший свою роль?

– Вы тоже реинкарнируетесь. Но несколько иначе.

– Кем? Собачкой? Кошечкой? Или инфузорией-туфелькой? А?

– Нет. Человек может родиться только человеком.

– Что??? – Максим так и застыл с вытаращенными глазами и разведенными в стороны руками. – Я всё-таки реинкарнируюсь? Так зачем было устраивать весь этот трындёж про потерю своего «Я» и сброс развития?

– Всё немного не так – не так просто. Я не могу сказать вам что это значит…

– Не можете, значит не говорите! Вы заврались, юноша! Все мои страхи были от того, что я думал будто потерял душу. Но раз будет реинкарнация, значит живём дальше! И больше никакого самовнушения! Я свободен!

– Но…

Максим скорчил рожу, подскочил к двери, и обернувшись, на прощание отправил ясновидящему воздушный поцелуй:

– Деньги на столе. Вы их не заслужили, но и я их не заработал. Не хочу привязываться.

– Я отдам эти деньги в онкодиспансер – у них всё равно нет хозяина.

– Мне насрать. Хотя, лучше бы вы о себе позаботились. ДЦП разве не лечится? Или терапия… Впрочем, знаете – на это мне тоже насрать!

Богданов хлопнул дверью и Валентин остался в комнате один. Он подъехал к окну, и взглядом проводил счастливо скачущего Макса до угла соседнего дома.

– О себе-то я позабочусь. – Задумчиво пробормотал рыжий подросток, которого природа не наделила здоровьем, но взамен одарила способностью видеть сокрытое и помогать людям. – А вот вас, Максим, мне уже не спасти…

***

Санитар кивнул и принялся закрывать массивную железную дверь, стараясь не сильно лязгать засовами. Когда он ушёл, в светлом длинном коридоре Городской Психиатрической больницы №3 имени Скворцова остались двое – следователь Владимир Бирюгин и главврач профессор Лев Пшегоцкий. Бирюгин растерянно чесал затылок, пытаясь переварить впечатления от увиденного, а Пшегоцкий терпеливо ждал, разглядывая сшарканные доски старого паркета.

Наконец следователь собрался с мыслями.

– Что с ним, Лев Самуилович?

Профессор закатил глаза горе и развёл руками:

– Официальный диагноз – Хорея Гентингтона. Он наиболее близок по симптоматике относительно тех дегеративных деменций…

– Простите, Лев Самуилович. – Виновато перебил следователь, – Но не могли бы вы обойтись без профессиональной терминологии? Я совершенно ничего не смыслю в медицинских названиях.

– Ой, извините ради бога! Буду максимально прост. – Главврач жестом предложил прогуляться. – Каждый профессионал в своём деле. Так вот, наш пациент Максим Богданов страдает слабоумием. И болезнь прогрессирует с феноменальной скоростью.

– Но тем не менее, вы не исключаете, что убийство, о котором говорил Богданов, не является плодом его больного воображения? Как он мог в таком состоянии совершить что-либо адекватное? Похоже, сейчас он дня от ночи не отличит.

– Сейчас он под воздействием галоперидола. А вообще, случай феноменально интересный! Понимаете, болезнь Хорея Гентингтона является наследственной, но проявляется не сразу. В классическом варианте развивается после сорока лет, а в ювенильном на первом-втором десятке. У Богданова как раз второй случай. Но по имеющейся у нас информации, никто из его родственников не болел слабоумием. Мать и отец в добром здравии, переехали из деревни сюда в Питер, тратят сыновьи деньги и совершенно не интересуются состоянием своего чада.

– Наверняка, если копнуть поглубже, этому найдется рациональное объяснение.

– Разумеется. Но странности только начинаются. Богданов поступил к нам всего пол года назад, когда симптомы выражались в странной мимике, непроизвольных подёргиваниях, и небольших нарушениях речи. Плюс, у него наблюдались то припадки беспричинной агрессии, то наоборот панические атаки. Но интеллект и память ещё не были затронуты. А уже спустя месяц появились первые бредовые идеи. Он всё время твердил о невозможности реинкарнации, страхе перед смертью, и желании вернуться в прошлое. Там был и дьявол, и какой-то клад, и убийство некого Адика… Я почему и заинтересовался этим убийством, что слишком сильные эмоции вызывали у пациента эти воспоминания. А я, поверьте, могу отличить воспоминания от фантазий. Единственное, что меня смущало, так это имя «Адик». Во время приступов Богданов то просил у убиенного прощения, то обвинял в расовой неполноценности. Согласитесь, наталкивает на мысль о нацистской Германии. Я было решил, что в воспалённом мозгу Богданова всё перемешалось, и расово неполноценным Адиком он называл Адольфа Гитлера. Но при бредовых фантазиях детали постоянно меняются, а в нашем случае, пациент всегда переживал одно и то же событие.