Фуккацуми сидела на полу во внутреннем помещении, опираясь спиной об угол стен, и невидяще смотрела вдаль. Депрессия захватила её полностью. Там, в поместье Хибари был враг, который контролировал каждое её движение, он смотрел на неё везде. Там она была предельно сосредоточена, она даже в подсознании не позволяла себе хоть на минуту отпустить вожжи, а сейчас, ей не было против кого бороться. Та её часть, что досталась от Хэллан, была в ужасном состоянии, как и Кея. Пусть они окончательно срослись, и различать их было все тяжелее, но и усталость умножилась на два.
Сейчас её накрывал отходняк. Депрессия поглощала и без того не радужное существование девочки. Лишь маска двигала её. Она заставляла её тренироваться, учиться, патрулировать город, вступить в Дисциплинарный Комитет, поддерживать свои силы. Но, когда Фуккацуми оставалась одна, маска спадала с неё, и ей не хотелось ничего. Просто сидеть на пороге внутреннего двора и смотреть в никуда. Будь у неё эмоции они бы двигали её, но глухая ярость была на это не способна. У неё просто не было цели.
Она знала, если её существование никто не потревожит, то через года два, она придет в норму, насколько это возможно. А сейчас все чего ей хотелось — это покоя. Потом, она будет упрекать себя за безразличие и тихое равнодушие, что встанет стеной между ней и сверстниками, но сейчас ей просто хотелось спать.
Кусакабе Тетсуя уже две недели наблюдал за новенькой в их классе. Тихая, равнодушная и немного заторможенная, но не забитая, она не походила ни на кого из его знакомых.
Хибари Кея была красивой внешне, словно точеный клинок из дамасской стали, её глаза не выражали ничего, абсолютное равнодушие, голос был тих и холоден, её движения — течение воды в горной реке, стремительны, прозрачны и смертоносны. Такими не бывают девочки девяти лет. Они не могут одним взглядом заставить замолчать семнадцатилетнего семпая, они не носят в рукавах небрежно наброшенного пиджака тонфа. Но Хибари Кея была именно такой.
С тех пор как она походя защитила его от банды якудз, даже не заметив этого, а позднее скрылась в тени подворотен, он хотел стать для неё верным псом. Вот только ей это было не надо, наверное, а он без неё не сможет. Тетсуя уже две недели собирался признаться ей, рассказать о своем желании, но сомнения все время останавливали его.
Родители, конечно, заметили перемены в поведении сына, не могли не заметить. Тогда Кусакабе узнал несколько дополнений к истории их древнего рода самураев. Их рассказ дал ему столь необходимую каплю уверенности. Пусть он ей не нужен, пусть она ему не доверяет, он сделает все для того чтобы в случае опасности стать для неё опорой, верным цепным псом, что не позволит хрупкой стальной статуэтке упасть в кровь еще глубже. Он постарается.
Фуккацуми снова сидела во внутреннем дворе, когда услышала тихий стук в калитку. Привитые за четыре года привычки сначала просканировали пространство, потом натянули маску и лишь тогда позволили открыть дверь.
Кусакабе Тетсуя был не опасен.
— Кусакабе Тетсуя-сан, прошу. — Вбитые в подкорку правила поведения. Сначала поздороваться, потом напоить чаем и лишь за тем спросить о причине прихода, давая ему возможность уйти от неприятного разговора.
— Благодарю, Хибари Кея-сама. — Уважительный суффикс немного не вписывался в традиции, но вспомнив историю древних родов Японии, она решила не обращать внимания. Пусть клановые традиции редко когда выносились за пределы семьи, но прецеденты были, да и, кажется, был у её прадедушки самурай Кусакабе. Может он его потомок. Но даже за эту легкую искру интереса, что немного разогнала депрессию, Фуккацуми была благодарна.
— Я прошу вас не прерывать меня, пожалуйста. — Что-то в его голосе, в словах, в нарушении многовековых традиций, во взгляде убедило Фуккацуми кивнуть. Она села на свободную подушку и внимательно посмотрела на малознакомого одноклассника. Кусакабе Тетсуя вздохнул, выдохнул и плавно опустился на два колена, сел в традиционную позу, сжал кулаки и веско, словно роняя каменные глыбы на землю, произнес:
— Где бы я не находился — в глухих ли горах или под землей, в любое время и везде мой долг обязывает меня охранять интересы моего владыки. Никогда, в течение всей своей жизни, я не должен иметь собственных суждений о замыслах моего владыки и господина. Не поступать иначе во всю свою жизнь. Даже после смерти я воскресну еще раз, чтобы оградить от несчастий дом моего владыки. Ни перед чем не отступать при выполнении долга. Быть полезным своему владыке. Быть почтительным к родителям. Быть великим в милосердии.* — И рвано выдохнул, не опуская глаз. Внимательно смотря на холодный клинок в человеческом теле, на глаза цвета стали, в которых отображалось недоумение и явное сомнение, а еще вопрос «Почему?». Но слова были сказаны, клятва произнесена в соответствии с древними традициями и любое слово, кроме одного, было синонимом отказа. Кусакабе сидел и не двигался, Фуккацуми внимательно смотрела на своего одноклассника, надежда на шутку медленно испарялась, а вот интерес, разгоняющий серость, рос. Хотелось сказать «Принимаю», хотелось найти того, на кого можно будет опереться, но что она может ему дать взамен на верность. Ни-че-го. Даже доверия. И, в то же время, он не мог этого не понимать.
— Принимаю. — Словно тихое журчание колодезного ключа, обманчиво прозрачного, но сводящего судорогой с одного касания.
Кусакабе облегченно опустил напрягшиеся плечи, немного расслабился и, более не скрываясь, преданно смотрел на своего сюзерена.
Решительное доверие, непоколебимая преданность и шепот боевой интуиции делали свое дело. Фуккацуми постепенно все больше доверяла Тетсуе. Уже далеко не всегда она надевала маску в его присутствии, он единственный, спустя полгода, мог войти к ней в дом без спроса, а депрессия сменялась спокойным отдыхом. Рядом с ним расслаблялись плечи, и глаза уже не так внимательно осматривали пространство. Фуккацуми доверяла Кусакабе.
В доме становилось уютней. Работа в ДК теперь была не просто выполнением приказа отца, но и отдыхом для души. Кусакабе отвечал на все её вопросы об устройстве мира и заполнял пробелы в её восприятии.
Десять лет
Вечерний патруль по городу проходил стабильно хорошо.
До тех пор пока Кея не зашла на набережную. Там, около кабинок для переодевания стояла группа парней и явно с недружелюбными намерениями прижимала к хлипкой конструкции девочку из младшей Намимори. Посчитав, что нападать без предупреждения со спины не подобает, Кея решила привлечь их внимание, так, как привыкла за этот год.
— Травоядные, — в такие моменты она не была согласна с отцом в его системе, эти ребята скорее падальщики, — время видели?
Мальчики замерли при звуках голоса, а потом медленно обернулись. Узнав в одном из них ученика её школы, Кея усмехнулась и извлекла тонфа. С этим шакалом разговаривать глупо, насквозь прогнившая душонка.
Мальчик немного побледнел, отступил на шаг, но потом вспомнил о своей компании и решил, что вчетвером они уж как-нибудь да одолеют эту мелочь из 5-Б. В этом же были уверены и остальные.
Нападали они не очень то и слаженно, за три минуты маленькая девочка уложила четверых семпаев на лопатки со множественными гематомами, но без переломов и следов побоев на лице. А потом отправила их в гости к Морфею.