Иефа шла и думала о том, что у входа в "козявкину нору" обязательно обнаружатся оставленные партией рюкзаки - вряд ли сопартийцы стали ломиться в пещеры, предварительно хорошенько упаковавшись. Да, рюкзаки. А может, и сами сопартийцы, и тогда можно будет устроить грандиозный скандал за то, что ее бросили валяться среди этой темноты и вони, и Зулин будет ежиться и подбирать протокольные фразы, пытаясь оправдаться... И Ааронн брезгливо поморщится и скажет что-нибудь этакое, от чего праведный гнев барда представится примитивной истерикой, а Этна упрекнет его, но как-нибудь очень мягко... И Стив будет хмурить кустистые брови и пунцоветь той частью лица, которая не скрыта в буйной растительности... Они обязательно все объяснят - потом, когда она выкричится как следует. И будут еще едкие замечания о мародерстве и душевной распущенности, и будут бестолковые обсуждения дальнейших планов, когда никто не говорит ничего путного, но в итоге - каким-то непостижимым образом - принимается общее решение. И, может быть, кто-нибудь - скорее всего Этна или Ааронн - кто-нибудь объяснит ей, что забыла в ее голове сожженная четыреста лет назад ведьма. Только бы они были там. Потому что если их там нет...
Их там не было. Была рассыпанная земля и высохшие комья глины. Иефа пригляделась - кто-то наспех расширял нору, видимо, не сильно заботясь о секретности. Были помятые ветки кустарника. Все.
- Они ушли, - сказала Иефа, и собственный голос показался ей чужим. - На самом деле ушли. Они не попали в плен - не к кому было попадать. Зулин нашел мирогляд - наверняка в одном из тех сундуков. Стив оставил милый подарок на моем хладном трупе. А потом они ушли - вышли из пещер, собрали сумки - и мою тоже прихватили, надо же! - и ушли. - Иефа присела на корточки и подобрала комок покрупнее, протянула его совомедведю. Любопытный детеныш сунулся в бардовскую ладонь и недоуменно моргнул. - Что ты так удивляешься, малыш? Он сухой, видишь? Мы полезли в пещеры после заката. Ночи холодные. Свет в той комнате... помнишь, луч из отдушины? Это была не луна, это был рассвет. Сейчас... - полуэльфка посмотрела на солнце, щуря слезящиеся глаза. - Сейчас что-то около четырех или пяти. Сентябрь. Не жарко. - Иефа скривилась, растерла ком в ладонях, и сухая глина красновато-коричневой струйкой протекла у нее между пальцев. - Он не мог так высохнуть всего за полдня. Значит, прошло не меньше суток. Может, и больше. Так что они ушли. Ушли и забрали с собой мои вещи. Вот. Вещи забрали, а меня забыли. Эй... Пророчица хренова... Где ты? Ты была права. Они меня бросили.
Иефа помолчала, ожидая ответа, но не дождалась. Вилка преданно заглядывал ей в лицо, и как-то вяло вспомнилось, что ели они последний раз двое... (или трое?) суток назад. Надо было вставать и идти куда-то. Куда-нибудь, лишь бы подальше от этого места, чуть не ставшего большой могилой для щуплого барда и маленького совомедведя. Нужно было уходить, вот только куда? В Бристоль? Или искать следы партии, пытаться догнать?
- Зато, - полуэльфка всхлипнула, сердито утерла глаза и поднялась на ноги, - зато я умею делать отличные силки - ты-то уж в курсе, да, малыш? Мы поставим силки и поймаем в них еще одну совершенно несъедобную, но жутко симпатичную бестию. Чтобы тебе со мной скучно не было.
***
Иефа шла на запад до заката. Почему именно туда, она не могла толком объяснить даже себе самой. Еще днем, добравшись до кромки леса, она попыталась отыскать след партии, хотя даже близко не представляла себе, что будет делать, если найдет товарищей по походу. Самой соблазнительной казалась картина "Разгневанный бард плюет в хари гнусным предателям и гордо удаляется в сторону Бристоля". Отчаявшись придумать более веский повод найти сопартийцев, полуэльфка решила остановиться на этом варианте, как на самом эффектном, хоть и невероятно глупом. Но следы не нашлись. То ли плохо искала, то ли искала не там... Потратив полтора часа на бессмысленное лазанье по подлеску, Иефа призналась себе, что следопыт из нее хреновый. И пошла на запад. Просто так, потому что надо же было куда-то идти?
Два раза ей попадались гоблинские отряды. Шикнув на Вилку, полуэльфка отсиживалась в кустах, в обнимку с совомедведем пережидала врага и снова продолжала путь, так и оставшись незамеченной. Детеныш, вопреки опасениям, шел тихо, осторожно ступая такими неуклюжими с виду лапами, и лишнего шума не производил. Иефа смотрела, как перекатываются мускулы под его бурой шкурой, и думала, что время, проведенное в выжженной пещере, изменило не только ее, но и маленькую бестию. Детство кончилось. Совсем, навсегда. Иногда Вилка останавливался, настороженно прислушиваясь к лесным шорохам, поворачивал лобастую голову, и полуэльфка видела перед собой зверя - еще совсем юного, но уже опасного. Малышовая неуклюжесть облетела с детеныша, как луковая шелуха, и наверняка Вилка не мучился вопросом, почему его бросили, но вот что помнил - в этом Иефа была уверена.