- Ну, слушаю, - не отставал наставник.
Начинающий чародей постепенно пришел в себя, сладко зевнул и начал:
- Я потерял родителей рано, еще до войны. Но мне повезло, меня воспитывал дядя, сквайр Мандлез. Я жил в небольшом поместье в окружении пастбищ, лесов и пустошей. Самые счастливые и беззаботные годы. У дядюшки детей не было, и он во мне души не чаял. Но всему приходит конец. Когда началась война, сквайру пришлось несладко. Нужно было снаряжать отряд в войско короля и самому откупаться от службы в армии. Угодья перестали приносить доход, а цены взлетели до небес. И вот один из дней дядюшка пригласил меня к себе и сказал, что для моей безопасности мне нужно отправиться в приют святой Герхильды. Хоть я и был маленьким, но всё понимал - он просто хочет избавиться от лишнего рта. Выходит, любовь к чужим детям пропадает, как только пустеет кошелек. Так меня отдали на попечение монашек. Наступила голодная и жестокая пора. Меня били, как сестры, так и сверстники. Мы переезжали из города в город подальше от боевых действий. Наконец-то прибыли в Хендрик. Там мы обосновались надолго. Но тальмарийцы пришли и туда. Их войско находилось совсем близко, и вот-вот должна была начаться осада. Городской совет велел нам срочно покинуть переделы Хендрика. Сестрам ничего не оставалось делать. Путь лежал на восток. Но на дорогах бесчинствовали банды тальмарийцев. Они грабили тех, кто пытался бежать. В лучшем случае забирали пожитки, но чаще еще и убивали всех поголовно.
Тэдгар тяжело вздохнул и немного помолчал. Видимо, рассказ заставил парня снова пережить те самые страшные дни, когда смерть буквально дышала в затылок. Мастер не торопил. Он всегда подозревал, что в судьбе жизнерадостного веселого юноши имелось и черное время, жуткие события, которые он стремится вычеркнуть из памяти, но не может. Сэр Даргул прекрасно чувствовал людей и терпеть не мог недомолвок.
- Нам показали якобы безопасную дорогу. Но разве может хоть где-то быть спокойно в стране, охваченной войной? - продолжил молодой маг. Во время повествования появилось чувство, будто он обязан изложить всё-всё наставнику, как если бы от этого горесть и боль от тех самых воспоминаний, могут, если не исчезнуть, то хотя бы притупиться, - Нас посадили в телегу и повезли. Как сейчас помню. Все молчали, и мы, и сестры, лишь тихое похрапывание лошадей стук копыт и скрип колес. И вдруг они. Тальмарийцы показались спереди и сзади. Воины обступили повозку и наставили на нас глефы, алебарды, копья, боевые косы. Мне даже показалось, будто на некоторых лезвиях видны следы засохшей крови. Монашки пытались вразумить нападавших, но те только смеялись. Как вдруг из леса со всех сторон показались какие-то люди. Они шли, пошатываясь, иногда падали, а потом продолжали ползти. Я не сразу понял, что они мертвые. Одежда пропитана кровью, глубокие раны, отрезанные руки, носы, уши, ноги, а кто-то и без головы. Это были жертвы тех самых нечестивцев, что теперь хотели перерезать нас. Грабители сначала опешили. Они развернулись в нерешительности. А ожившие трупы подходили ближе и ближе. Они не говорили, не кричали, не отдавали команд. Изуродованные тела двигались, молча, со слепой мрачной решимостью. Тут один из громил размахнулся и ударил умертвие полэксом. Череп треснул, туловище рухнуло на землю. Остальные враги опомнились и начали рубить направо и налево. Трупов было больше, но все безоружные. Они могли только схватить своих убийц, повиснуть на них, сбить с ног или впиться зубами. Тальмарийцы побеждали, хоть и не без потерь. Вот-вот они разделаются с нежитью и примутся за нас. И тут в тридцати шагах на дороге появилась женщина, молодая, красивая с длинными белыми волосами в угольно-черной робе с высоким воротником. В руках леди сжимала посох с пылающим навершьем. Незнакомка выкрикнула заклинание - странного вида лиловое облако сконцентрировалось над нами, а оттуда прямо в грабителей полетели разряды тьмы. То есть я сейчас понял, что это - магия тьмы. А тогда мне всё происходящее казалось каким-то чудом. Далее чародейка начала обстреливать головорезов вспышками фиолетового цвета. Они со свистом летели по воздуху и с треском врезались в мишени. Несколько мужчин сообразили и ринулись на ту госпожу. Но она хватила посохом по земле - ударная волна и сбила громил с ног. Вскоре все тальмарийцы пали замертво, а незнакомка подошла к нам.
- Твои кони заколдованы, сестра. Сейчас я выведу их подальше, а то вид моих воинов привел бы их в бешенство.
Она взяла под уздцы лошадей. Те послушно повиновались, телега поехала прямо по трупам.
- Ты, богохульное создание! - прохрипела настоятельница, - И не думай, что я буду тебя благодарить, тварь! Ты и твои дружки должны гореть в праведном огне!
- Я знала, такие святоши, как ты, не окажут доброго приема, - дама в черном прервала аббатису насмешливо и нагло, - Конечно лучше быть поруганной и растерзанной, чем спасенной некромантом? Да, дорогуша?
Вместо ответа только звериный взгляд исподлобья.
- Впрочем, я сделала это не для вас, а для детей, - вздохнула чародейка и обратилась к нам, - Как Вам, ребятки? Ваши попечительницы более охотно согласились бы отдать бы вас разбойникам, которые бы выпотрошили вас, словно поросяток, чем испытать позор, горькую участь быть спасенными презренным порождением порока и нечестивости. Просто помните дети, кто сегодня сберег ваши жизни. Надеюсь, когда вырастите, вы научитесь отличать настоящую помощь от религиозных догматов. А теперь, прощайте.
Женщина-маг развернулась и пошла назад, скорее всего, поднимать свою армию. Ветер играл ее волосами, полы робы из тенешелка струились по земле, пропитанной кровью. Такой я запомнил нашу спасительницу. Мы же молчали. Все боялись даже рот открыть. Ведь сестры, которые только что пережили унижение на глазах воспитанников, могли жестоко отыграться на нас, как бывало и ранее. Но с тех пор я понял, я хочу быть таким же могущественным, как та женщина, таким же гордым и независимым. Я не желал боле быть бессловесным ребенком, терпеть побои, сносить наказания, безропотно слушаться священников, соглашаться со всем подряд из их лицемерных проповедей. Я хотел научиться стоять за себя, обрести силу. Ведь только сила дает независимость.
Войну мы пережили в безопасности. Монашки, надо отдать им должное, потеряли только двоих из нас. Оказалось, приют был не таким уж и бескорыстным. Однажды меня вызвали и повезли обратно на запад в разоренные земли. Оказалось, настоятельница как-то прознала (у клириков везде связи), что мой дядя пропал на войне. Через своих людей аббатиса продала его поместье. Теперь оно стоило в несколько раз дешевле, чем в мирное время. Из всей этой суммы вычли долги сквайра, а, главное, и мое содержание у сестер. Мне досталась лишь горстка монет, но я знал, куда я ее потрачу. Моего наследства хватило, чтобы оплатить первый год в академии некромантии.
Рассказ о злоключениях детства наконец-то вывел Тэдгара из дремы. Мастер выслушал его внимательно, но в ответ ничего не сказал. Довольно долго наши герои искали своротку на Бьерджану. В проводники ни один из местных не вызвался. Все боялись проклятой деревни. План, нарисованный Тадделем, оказался не точным. По крайней мере, по нему выйти к искомому поселению не удалось. И только один из местных пастухов вывел к нужной дороге, велел ехать прямо, а сам поспешил удалиться. И хоть расстояние оказалось немногим более десяти миль, господа маги прибыли на место лишь после полудня.
Сначала появились заброшенные угодья, затем первые постройки показались из-за холма, а потом уже и невысокая церковь. Издалека всё выглядело, как всегда. Признаки запустения стали видны лишь много ближе. Лошадей привязали к стволу раскидистого дуба на поле. Подальше положишь - поближе найдешь. Не к чему животным появляться там, где они могут почувствовать присутствие нежити. Сэр Даргул подал юноше лопату, и ящик с походной лабораторией.
Дома располагались тремя группами, между ними проходили две улицы под прямым углом. Жилище каждого крестьянина окружал невысокий дощатый забор, но достаточный, чтобы его не перепрыгнул вражеский конь. Во дворе, как правило, росли несколько плодовых деревьев. Зрелые яблоки до сих пор висели на ветвях. Их так никто и не собрал. Вдоль изгородей размещались амбары и сараи. Высокие черепичные крыши по большей части стояли сохранными. Но кое-где уже начали появляться не заделанные дыры. Все двери были выбиты или распахнуты настежь, часть окон - тоже. Из темных проемов неприятно веяло сыростью. Дорожки уже начали зарастать сорняками.