Она ходит по периметру зала для живых экспонатов.
Волнуются руки — к груди, от груди, и в стороны. Шепчет слова:
— Давно не приходит весна наша. Ты снишься мне, снишься мне, снишься… Я знаю, что ты придешь. Ты вчера приходил. Ты сегодня со мной. Я завтра тебе принесу две картофелины. Испечем их в костре. Ты помнишь! Сколько длится любовь? Двадцать солнечных лет я болею одна ожиданием. Кто мне скажет — зачем? Наш Колюнчик погиб, среди чаек и рыб. Улыбался. Ему памятник поставили бронзовый. Одни — поставили, другие — краской облили, третьи — на металлолом продали. Зачем жить? Славик умер после третьей из атомных войн, его клонировали из руки и пепла, он ожил на операционном столе, но все убежали смотреть на ютубе рекламный мультик, а его забыли, и он снова стал горсткой пепла. Ветер унес. Тебя нет со мной уже тысячи лет. Каждый день, я готовлю тебе обед, вытираю пыль в твоей комнате, перекладываю носовые платки и прижимаю к груди голубую рубашку, ту самую, которую я расстегнула сама, и сняла с тебя в нашем саду… Целовала грудь… Ты помнишь? Ничего у нас не было лучше той ночи. А в этой огромной империи космоса — пусто и скучно. Они вымирают. У них нет эмоций. Они не целуются в губы. У них клешни и щупальца, вместо губ. Они считают меня больной, неизлечимо больной. Но я знаю средство. Я чувствую, верю, могу излечить себя — приходи! Один поцелуй может всё изменить в этом мире. Душа понимает любовь, как утро, как дождик в саду, как шаги твои слышу я каждую ночь — приходи!
Я вижу её сквозь зеркальные стены. Она смотрит на свое отражение. Медленно снимает с шеи кулон, и пространство музея распахивается перед ней, выпуская на воздух, под солнце, под ветви вишневого дерева, одинокого и последнего, может быть, на засыпанной пеплом Земле.
Она не видит меня. Она прошла мимо. Рядом. А меня не увидела. Или я изменился? Кого она ждет? «Прижимаю к груди голубую рубашку, ту самую…» Что такое «ту самую…»?
— Ты пришёл? Ты вернулся ко мне?
— Она говорит обо мне? Почему я не понимаю слов? Она, в самом деле, со мной? Каким образом? Как? «Уведи ее в сад… Там цветут вишни… И звёзды роняют с ветвей лепестки и росу…».
Она протянула мне руку, я пошёл за ней, не оглядываясь. Я слышал, как рушились стены за моей спиной. Вздыхали вулканы и рядом, совсем рядом, слева, шёл лев, мотая на ходу красно-рыжей гривой. Он скалил зубы, пытаясь улыбаться или просто зевал? Запела в листве птица, и вдруг взлетела, громко о чём-то крича, испуганно. Будто ей некуда было сесть — Змей бесстыдно обвивал ствол и протягивал нам нежный плод яблока.
— Откуда на вишне могло появиться яблоко? — спросила ты шёпотом и улыбнулась.
— Это райское яблоко и растёт, где хочет, — ответил я весело, как мог бы ответить Колюнчик. Прости меня, друг.
— Откуси.
— Откусил… Так давно ничего не ел настоящего.
— Двадцать световых лет, а я давно не пела.
— Что такое «не пела»?
— Я вспомнила песню…
ПСИХИАТОРЫ-НАБЛЮДАТЕЛИ В ДРУГОМ КОНЦЕ ЗВЁЗДНОГО МИРА ПЕСЕН НЕ ЗНАЛИ, НЕ СЛЫШАЛИ, И СЛЕДИЛИ ЗА МУЖЧИНОЙ И ЖЕНЩИНОЙ УДИВЛЁННО, КАК ЛЬВЫ ПОДНИМАЮТ ГОЛОВУ ЗА ЛЕТЯЩЕЙ ПО НЕБУ ПТИЦЕЙ…
— Что такое вишня?
— Ты разве не помнишь?
Он качнул головой:
— Не помню.
— Наклонись, я тебя поцелую… Не вспомнил?
— ОНИ ОТ НАС УЛЕТЕЛИ, — СКАЗАЛ ПЕРВЫЙ НАБЛЮДАЮЩИЙ. Я ИХ НЕ ВИЖУ.
— РАЗВЕ МОЖНО ОТ НАС УЛЕТЕТЬ? КУДА?
— Поцелуй меня, милый, — прошептала она и подняла подбородок. — Уведи меня в сад…
ФИНК И КАТАСТРОФА
Фантастическая повесть
ЧАСТЬ I. КОСМОС
«Финк! Приготовиться к перегрузкам! Космос заканчивается…», — это мне из Центра Вселенной.
Контур Евразии кувыркается внизу или это я кувыркаюсь над ним? Надо замедлить вращение. Появилось давление в ушах. Скорость увеличилась — меня потянуло к Земле.
Вхожу в плотные слои атмосферы. Воронка гравитации всасывает, свистит и сдавливает, выжимая из меня звуки желудка, скрип позвоночника и пот человеческого страха. Стоп! Я опять вру. Какой может быть страх? Я — космический робот-разведчик. Почти умный, потому что весёлый: