Хозяин микроскопа засуетился и заспешил:
— Я вас не задерживаю. — Он вдруг встал и показался решительным. — Нам нельзя поддаваться Космосу. Лысый прав! Муравьи строят своё подземелье, разумно и коллективно. Пингвин согревает яйцо с потомством на льду и морозе. Лягушка охраняет икринки, спрятав их у себя во рту. А мы? Мы потеряли инстинкт самосохранения. У людей дефицит мысли. Финк! Если найдете ген выживания — покажите! Мы забыли совсем, как он выглядит… Не подумайте, я не схожу с ума. Я уже понял, что моя лаборатория крутится в миандровых струях противопотока десять лет на одном месте. Я мечтал пройти дрейфом Гольфстрим. Но течение избавляется от любой грязи, как река в ледоход отгоняет весь мусор к берегу. Течения — это кровь океана. Люди — это тоже течение. Каждый ищет своё в океане жизни. Жизнь — это тот же Гольфстрим и не терпит фальши. Кровь должна оставаться чистой. Лысый прав. — Яйцеголовый почесал пух в правом ухе. — Хи-хи… Увидите его — скажите: я вижу его контейнеры в толще воды. Они всегда на одной глубине и в одном месте. А кто их бросает и топит — не знаю. Кому-то — кусок хлеба с маслом… Я знаю. Не знаю. Не знаю… Я знаю, что с вами делать…
Он осторожно собрал вакуумным хоботом исследуемый материал, включая и каплю с Финком, промыл хобот над утилизационной ванной, тщательно продув камеру выброса за борт. Слив отработал громко, как бачок в унитазе. Финк долго вертелся в водоворотах и трубопроводах, испытывая дискомфорт и страх, чего там скрывать. Запахи были отвратительно-липкими. Когда он опять увидел чистую глубину и бесконечность океана, то так устал, что больше не хотел испытывать судьбу и думал только об одном: «Наверх! Вверх! На поверхность!» Но он ещё и боялся, оглядываясь и прислушиваясь, чтобы не оказаться кем-то проглоченным или обсосанным, как медуза.
Скорее инстинктивно, чем зрительно, Финк увидел пузырьковый след стремительно рвущейся из глубины на поверхность огромной птицы. «Альбатросы, бакланы и чайки ныряют на глубину до 35 метров», — вспомнил строчку из справочника. Решение принял мгновенно — прилип к телу живой торпеды, которая буквально выскальзывала из-под него, и взлетел вместе с ней над морем, как на ракете. Чайка взмахнула крыльями, с перьев полетели капли, но робот уже изменил водяную оболочку на вполне биологическую и плотно вжался в пушинки и кожицу мягких летящих ног.
Он мечтал о земле: песок пляжа или кусты мелководной речки, впадающей в море — всё что угодно, только бы там были люди. Успеть объясниться с людьми! Финк боялся увидеть войну и развалины, пустые каменные города или атомную пустыню. Он торопился предупредить: «Нельзя сбрасывать в океан целлофановые пакеты… Нельзя кипятить океан… Нельзя подогревать лёд Антарктиды и айсберги… Течение — это самоочищение океана… Лю-у-ди-а!»
Внизу засверкало шоссе, и послышался голос автомобильных клаксонов: «Фа-фа! Пи-пи! Ту-ту-ту-у!». Разбегаются улицы, тени и ящерки, бросая свои хвосты. Ба! Да это мир запчастей, авто-красок и сверкающего никеля лимузинов. Адреналин на колёсах. Мир роботов за рулём! Все улыбаются. Две девушки в красном восторге из бархата, кожи и полифонической музыки гонятся за утопающим в горизонте оранжевым солнцем.
— Какие ноги! — воскликнул Финк от восторга.
К нему возвращалась способность видеть и наслаждаться. Он снова почувствовал радость первопроходца и странника:
— Слышу! Слышу запах бензина и быстрых шин! Вот ты какая, планета войны и бизнеса! — Вот вы какие — нимфетки Набокова в предчувствии Космоса! Радуйтесь! — Он не сдержал наплыва эмоций и закричал с высоты Мефистофелем: эхо-ха-ха! А-ааа!
Чайка испуганно дёрнулась в небо, взмахнув крыльями, будто отбиваясь от тысячи чуждых сил, закричав как ребенок «ааа-уи-и!» и смывая лучшего робота потоком естественного рефлекса, белого с чёрным. Снизу подкатывалось эхо миллионов крылатых стай, птичьих криков, шорох пернатого воздуха, будто ещё один таинственный остров засверкал в лучах золотой Авроры стеклом этажей и зеркально-закатных крыш. Финк невольно зажмурился и сжался, предчувствуя удар.
Финк лежал на стеклянной крыше высотного здания, на самом краешке. Ему были хорошо видны просторы города: улицы, витрины, этажи и балконы, далёкое марево городских окраин, взлетающих в небо, как загнутый лист ватмана…
«Город — это архитектурное и коммуникационное решение максимальной концентрации людей и условий их проживания. Город защищает людей от форм агрессии и самоуничтожения, обеспечивая комфорт, интеллектуальную востребованность и социальную занятость…» — вспомнил Финк фразу из конспекта. — Дома строят для людей… — Робот крутил головой, но людей не видел. Все дома были пустые. «Город — не настоящий?», — мысль эта побежала по телу заблудившейся молнией. — «Я — опоздал? Они — вымерли? В этом городе нет даже кошек?!» — Электронная суть робота зашумела и завибрировала, как перегревшийся вентилятор. Но чувствительный элемент сбросил обороты напряжений, и робот почувствовал облегчение: датчики зарегистрировали какое-то движение далеко внизу, у безлюдной автозаправки. Машин не было. Стеклянные линзы опять сверкнули, поймав отблеск солнца — это шевелился из стороны в сторону, как пулемёт, объектив автоматической видеокамеры.