На углу дома зелёным фломастером по белой краске извивается строчка, как живая сороконожка: «у-бе-га-ай!».
Пляж. Купальный сезон ещё не открыт, поэтому песчаный простор безлюден. Море сверкает бликами само по себе, отдельно, как клавиши робото-инструмента, играя мелодию без пианиста. Только ветер слегка присвистывает шуршаньем песка и моря. Только быстрая ящерка или выскочивший из отверстия скорпиончик мелькнут — и нет их! Только песчинки покачиваются, потревоженные танцем убежавших ножек… Ящерка-а! Скорпиончи-ик! Где вы? А-уу-у? Тссс…
Край земли? Начало великой пустыни? Тссс… — шелестят песок и ветер.
Финк огляделся — куда он попал? Ни один след не тянулся в сторону города.
Посреди этого нечеловеческого безлюдья, как на утонувшей в песке танцевальной сцене, навалена баррикада деревянных лежаков, лодок, водных велосипедов, плакатов с правилами поведения на воде — остров затерянной цивилизации.
На большом щите ярко выделяется фото-реклама: девочка в кукольном платьице наклонилась к букету цветов — ловит запах и улыбается, маленькая принцесса. Финку захотелось увидеть её живой. Он, показалось, даже уловил своими чувствительными датчиками звуки волейбольного мяча, взлетавшего здесь когда-то, над взморьем и многолюдьем, над голосом девочки, сидящей посредине песчаных башенок, стен и мостиков: «Папа! Папа! Я построила город!.. А это будет на-аш дом… Дом — это комнаты людям жить. Много-много детей во дворе… У нас будет наш дом? Это наш город? Во дворе нашем будут качели?»
Финк огляделся — куда он попал? Где эта девочка? Где построенный ею город?
«Ни один след не тянулся по песку от города к морю, — мелькнуло в сознании второй раз, будто он прилетел не на ту планету. — Этот город — он нарисован? Он — на бумаге? Но даже на бумажном эскизе рисуют людей среди линий тротуаров и новостроек?» — Люди-иии! — Закричал он всеми фибрами электронной генерации и прислушался… Его блок регистрации жизни включился в максимальный режим и заурчал, как электрический чайник, призывая садится за стол. Он явно услышал голоса:
— Дама! — Король! — Дама! — Король! — Бита…
Под шаткими сводами острова таинственные, как три арбуза в мешке, сидят три короля: бубновый, червовый, трефовый. У трефового на оголившемся плече (рубаха наброшена небрежно сверху) синеватая наколка — яхта режет профиль волны, разваливая её пополам, а клин паруса уходит, как акулий плавник, под самое горло. Романтика с вызовом хулиганства. Он сказал, почесывая акульи жабры:
— В жизни нет, скажу вам, толка, только смерть приходит долго. Я — пас.
— Начальник станции Армавир был сволочь, пасовал при трёх тузах. Скажу — раз.
— То ль молится, то ль трудится, то ли водочки напиться, — засмеялся третий.
— Не томи, томила…
— Умным — грусть, дуракам — улыбка. — Третий загадочно улыбался. — Чей ход? Мой ход?
— Ход твой. Объявляй игру.
— Мизер, с вашего позволения, господа.
— Даём?
— Дать и наказать.
— Хожу… Ха-ха, чистейший. Чистейший мизер вам сюрпризом! Записывать не надо. Прошу! — Раскрывает карты. Вздохи разочарования, облегчения и лёгкой зависти:
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи.
— Раздаем ещё на партию или прервёмся?
— Стоп! Шуршит кто-то.
Раздается шорох в красно-белой стене спасательных кругов и жилетов. Почему красно-белых? Красная тканевая оболочка порвалась, оголив белое нутро пенопласта. Из этого яркого рванья вылезает Финк.
— Простите, я Финк, лучший робот Вселенной.
— Ха-ха-ха, — смеется треф.
— Прррикольно…
— В преффф играешь? Садись четвертым? — Червовый делает приглашающий жест.
— Я робот. Лучший робот Вселенной.
— У нас своих талантов — море, хе-хе-хе! — трефовый игриво тасует карты и показывает прямо в воздухе веер мелькающих тузов.
— Я… — начал и вздохнул робот.
— Пить будешь? — Бубновый потянулся за бутылкой.
— Налей человеку! Видишь, трусит его.
У Финка зашкаливал сигнал опасности. Бубновый глубоко вздохнул, наливая в стакан, и протянул. — Пей, робот! Трубы горят?
— У меня нет труб. Мне нельзя пить, — попробовал возразить Финк…
— Брезгуешь или в завязке?
— Або пидлюка, або хворий?
— Стеснительный. Давно явилась, персона с перрона?
— Я — электронный!
— А я — коронный! — треф снимает с головы бейсболку с шахматной короной над козырьком и раскланивается.
— А я сейчас сниму голову. — Робот снимает голову и приподнимает над собой, как облачко.
Двое замерли. Третий падает в обморок, а рука его со стаканом медленно кружит, догоняя тело.