— Вы очень наблюдательны.
— Это моя обязанность, я ведь в КЗР.
— Так по четвергам он был очень занят?
— Да. — Ее улыбка стала шире.
Он явно упускал какие-то намеки с ее стороны, но все же продолжил:
— Было ли что-то еще, что отличало четверги от других дней?
— Да, по четвергам он брал другой портфель.
— Другой?
— Тот отвратительный из зеленого пластика. Наш, кубинский.
— Именно по четвергам?
— Да.
— Когда вы в последний раз его видели?
— Надо подумать, дайте вспомнить…
Аркадий, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке, но он не был полным идиотом.
— Для чего в чаше деньги?
— Подношения от людей, которым нужен совет, погадать на раковинах или на картах.
— Мне нужен ваш совет, — он положил пять долларов в чашу.
Абуелита приобрела сосредоточенный вид.
— Теперь, когда я подумала, по-моему, две пятницы назад. Да. Он уехал немного раньше, чем обычно, и вернулся чуть раньше, около четырех.
— В четыре дня?
— Да, потом около шести он уехал вновь. Я это отлично помню, потому что он переоделся в шорты. Он всегда надевал шорты, когда они с Монго уходили к заливу. Но Монго с ним не было.
— Вот видите, все указывает на то, что это тело Приблуды, — не смогла сдержаться Осорио.
— Пока да.
Аркадий был доволен, потому что каждый что-то получил. У него была картина последнего дня Приблуды. Осорио получила свою минуту торжества. Абуелита — пять долларов.
Снаружи занимающийся день сделал тени более отчетливыми. Когда Осорио и Аркадий шли вверх по Малекону, группка людей впереди оказалась четырьмя сотрудниками ПНР, покуривающими в предрассветном томлении. Из любопытства они двинулись было к Аркадию, но, узнав Осорио и перехватив ее суровый взгляд, отступили. В форме ПНР и фуражке, с широким ремнем и висящей на нем кобуре она производила внушительное впечатление.
Единственным судном во всем заливе был паром из Касабланки, приближающийся к гаванской пристани. Его окна вспыхнули, поймав солнечные лучи, а затем погасли и стали видны лица пассажиров. Вспенивая воду, паром притирался к пирсу, обложенному покрышками. Как только выдвинули мостик, стали сходить первые пассажиры, некоторые несли в руках атташе-кейсы, показывая свою занятость офисной работой, другие толкали перед собой велосипеды, нагруженные мешками с ананасами и бананами, проходя мимо плаката, призывающего «Уважаемых пассажиров» не проносить на борт оружие.
Встречный поток новых желающих ринулся на паром, увлекая с собой Осорио и Аркадия. Внутри было душно, сиденья протянулись по бокам, места для велосипедистов в конце парома, решетки закрывали проходы, не предназначенные для пассажиров. Пальто Аркадия притягивало недоуменные взгляды. Ему было все равно.
— Вы любите корабли?
— Нет, — ответила Осорио.
— Парусники, рыбацкие суда, гребные лодки?
— Нет.
— Это мужская стихия. Я думаю, что их привлекательность в независимости, в ощущении того, что ты сам можешь решать, куда тебе плыть, хотя все наоборот — ты должен трудиться, как каторжный, чтобы не утонуть.
Осорио никак не отреагировала.
— В чем дело? Вас что-то беспокоит?
— По законам Революции, турист не имеет права снимать комнату у кубинца. Абуелита должна была доложить о нем. Он прятался среди других, потому что был шпионом.
— Если вас это утешит, не думаю, что Приблуду когда-нибудь принимали за кубинца. Он хотел жить в квартире с видом на воду, и в этом я его понимаю.
Чем дольше Аркадий смотрел на залив, тем сильнее было его впечатление от размаха и от отсутствия признаков жизни — панорама полного оцепенения: доки и грузовые терминалы Гаваны с одной стороны, с другой — зеленеющий отвесный берег Касабланки с розовым зданием метеостанции и белой статуей Христа. Во внутренних водах залива стояло несколько заброшенных грузовых судов, неподвижное скопище грузовых кранов, а вокруг — рафинадные заводы, выпускающие в небо пламя и копоть. Кубинский черный торпедный катер с автоматической пушкой на задней палубе направлялся в открытое море. Он заметил, что Осорио рассматривает его голову.
— Как я выгляжу?
— Желающим, чтобы российское посольство посадило вас под замок.
— С вами я в безопасности!
— Единственная причина, по которой я здесь, это то, что вы хотите попасть в Касабланку, ни слова не зная по-испански.
— А я получаю удовольствие.