— Джон чувствовал бы себя спокойнее, если бы она была у него, — сказал Уоллс.
— Если бы она была у меня, всем было бы лучше. А главное, я бы понял, что наше с вами взаимное доверие возросло. Аркадий, вы ведь отдадите мне эту фотографию? — О’Брайен протянул руку.
— Я ничего не знаю о деловом партнерстве, поскольку всегда работал на государство, — Аркадий ощущал конверт с фотографией, приклеенный к спине. — Но давайте так. Я приму ваше предложение и буду работать в течение года, у меня будет вилла, яхта и достойное социальное положение. И тогда я отдам вам фотографию. До тех пор она будет в безопасном месте, ведь мы будем, как вы говорите, партнерами.
— Вы слышите? — воскликнул Уоллс. — Мамочка торгуется.
— Сопротивляется, — Джон О’Брайен опустил руку. Сейчас он выглядел на свой возраст, слегка потрепанный, с прилизанными седыми волосами и влажными от пота висками. Как актер, который самозабвенно играл пьесу для безразличной глухой публики. — Поскольку вы русский, Аркадий, я сделаю поправку. Привыкайте думать о себе как о части плана.
— Напомните мне, какой именно частью я буду? — спросил Аркадий.
— Секьюрити. Джордж сказал вам, на тот случай, если появится мафия.
— Я должен подумать об этом. Не уверен, что я настолько крут.
— Все в порядке, — сказал Уоллс, — люди воспринимают вас именно так.
— Внешность может многое, — сказал О’Брайен, — я расскажу вам, почему «Капри» — мое любимое казино. Знаете, в свое время мафия наняла актера Джорджа Рафта быть лицом «Капри». Рафт играл гангстера так много раз, что люди привыкли считать его настоящим гангстером. Он и сам в это поверил. Во время революции толпы ночью грабили казино. Одна толпа направилась к «Капри». Кто вышел им навстречу? Рафт собственной персоной и, когда он прорычал своим гангстерским басом: «Ни один чертов придурок не посмеет тронуть мое казино», они ушли. Он прогнал их. Последний оплот Америки.
19
Лавка — обычный склад с самым паршивым освещением во всей Гаване. Тот факт, что очереди в этот раз были не очень большими, а Офелия должна была тащить на себе мешок вьетнамского риса и канистру растительного масла, не улучшили настроение ее матери.
— Ты или возвращаешься домой поздно, или не приходишь совсем. Кто этот мужчина?
— Он не мужчина, — ответила Офелия.
— Не мужчина? — ее мать повысила голос, чтобы привлечь к разговору побольше внимания покупателей.
— Не в том смысле.
— Как, например, музыканты? Великие мужья. Где последний из них? Массирует шведок в Кайо Ларго?
— Вчера я пришла домой. Все в порядке.
— Все просто замечательно. Вот величайшее произведение в мире фантастики, — она шлепнула рукой по книжке с талонами. — Что может быть лучше? Знать, почему ты возвращаешься домой так поздно?
— Я работаю в полиции.
— С русским! Дочка, может ты еще не в курсе, что этот поезд ушел. Навсегда. Как ты вообще ухитрилась найти хоть одного русского? Я хотела бы посмотреть на этого нищего.
— Мама, — умоляюще сказала Офелия.
— Ах, ты при форме и тебе стыдно, что тебя могут увидеть со мной. Я-то могу простаивать в очередях целыми днями, чтобы ты могла делать мир более безопасным для… — Она изобразила бороду.
— Мы почти у цели, — Офелия посмотрела на прилавок.
— Мы почти нигде. Эта дорога никуда не ведет, дочка. Помнишь того мальчика, с которым ты дружила в школе, у которого был садок для рыбы?
— Аквариум.
— Садок для рыбы. Ничего, кроме грязной воды и двух неподвижных сомов. Взгляни на этих продавщиц.
За прилавком с весами и кассовым аппаратом стояли две женщины с усами, очень похожие на тех сомов. Офелия с трудом сохраняла невозмутимость. В грязной лавчонке — четыре прилавка, рядом с каждым из них по школьной доске, на которой мелом указаны товары, цены, рацион на одного человека или на семью, и даты получения продуктов. Даты смазаны из-за многочисленных поправок.
— На следующей неделе будут помидоры, — сказала Офелия. — Это хорошая новость.
— Боже мой, я вырастила идиотку, — ее мать взорвалась смехом. — Не будет ни помидоров, ни сгущенного молока, ни муки. Возможно, не будет бобов и риса. Это ловушка для кретинов. Дочка, я знаю, что ты блестящий детектив, но, слава богу, у тебя есть я для поисков продуктов.
— Я доложу о контрреволюционной пропаганде, — прошипела женщина, стоявшая за ними.
— Отвали, — сказала мать Офелии, — я воевала на Плайя Хирон. А где была ты? Может, махала сиськами американским бомбардировщикам. Если, конечно, они у тебя есть.