За это время Таня очень изменилась. Стала мрачной, суровой, даже неприветливой. Стоически перенося каторжный режим концентрационного лагеря, она думала только об одном: как бежать.
Вскоре в лагере появилась Марийка Дорошенко, младший лейтенант медицинской службы. Она попала в плен, также будучи ранена в одном из окружений первого года войны. Таня Егорова быстро сдружилась с ней, и девушки почти три года провели вместе, мечтая о воле.
Они дважды бежали из лагеря. Их ловили и снова сажали за колючую проволоку. Во второй раз, уже во Франции, они два дня провели на свободе, и Таня попыталась сообщить о себе в Москву. Француз, скрывавший их, обещал всё сделать, но на другой день девушек поймали, и Таня не знала, долетела ли её весточка до Москвы.
После второго побега Марийку и Таню перевели в Дюбуа-Каре…
Таня неподвижно сидела на земле, женщины молчаливой толпой окружили её. По их измождённым, почерневшим лицам нельзя было ничего узнать. Они уже научились глубоко прятать свои чувства и знали цену каждого слова.
Исключением была, пожалуй, только Джен Кросби. Она ещё не ко всему привыкла в лагере. Джен смотрела на Таню, и ей очень хотелось подойти к ней, обнять, сказать какие-то ласковые слова. Но она не знала, как Таня воспримет это, и потому не решалась.
Джен Кросби всегда была очень сдержанной. Её мать, миссис Энн Кросби, с детства внушала ей, что сдержанность — высшее достоинство каждой девушки, тем более английской. Джен самой очень понравилось это умение сдерживать свои чувства, воспитанное столетиями.
Но здесь, в лагере, все жизненные правила Джен Кросби рушились. Она всё чаще ловила себя на мыслях и желаниях, несовместимых с твёрдыми законами довоенной жизни, могущих привести к необдуманным поступкам. Джен очень боялась этого и всё же чувствовала, что всё меньше и меньше владеет собой.
Она всё ещё думала над тем, как помочь Тане, что сказать ей, когда на плац выбежала Жанна Роже и, закрыв лицо руками, упала на землю.
— Негодяй! Проклятый негодяй, — простонала Жанна.
— Что случилось, Жанна? — тихо спросила Мария Стоянова, подходя к француженке.
— Наверное, господин капитан изобрёл что-нибудь новое, — отозвалась из толпы Зося.
К девушке подбежала взволнованная Джен:
— Жанна, Жанна…
— Оставьте меня, не прикасайтесь ко мне, — кричала Жанна, снова закрывая лицо руками.
— Но что же случилось?
— Что случилось, что случилось? Чего вы пристали ко мне? Как будто вы можете мне помочь… Вот подождите, всех вас переберёт господин капитан, да ещё будет требовать, чтобы вы его любили с вдохновением. Тогда вы не будете спрашивать, что случилось.
— Успокойтесь, Жанна, — сказала Джен Кросби, пытаясь этими словами успокоить в первую очередь себя. В её груди поднималась волна неудержимого гнева и ей стоило огромных усилий не закричать, не дать волю своим чувствам.
В это время на плац вышла Мари-Клэр и приблизилась к женщинам, толпившимся вокруг Жанны Роже. Надсмотрщица шла медленно, почти торжественно.
— Что это за митинг? — негромко спросила Мари-Клэр. — Неужели я должна вам напоминать о запрещении капитана разговаривать в моём отсутствии? Сколько раз надо это повторять?
Она оглядела всех женщин и подошла к Жанне.
— Ну, проворонила собственное счастье? Господин капитан был у тебя в руках, а ты не сумела его приласкать. Что же нам делать с тобой? Теперь уже господин капитан не станет жалеть твою спинку. Придётся тебе кое-что вспомнить, рассчитаться за некоторые слова. Так кто я такая? Что мне этим хлыстом надо записать?.. Что же ты молчишь?
— Он избил её, — не выдержала Джен Кросби.
Она сама удивилась тому, что произнесла эти слова тихо. Чувства её были напряжены до предела, и она боялась, чтобы они не прорвались, не залили всё могучим потоком.
— Кто это сказал? — удивилась Мари-Клэр. — Ты, Джен? Погоди, с тобой будет особый разговор. Мне кажется, ты уже нравишься капитану.
— О господи! — вырвалось у Джен.
Мари-Клэр опять повернулась к Жанне.
— Прежде чем сюда придёт капитан, я сама поговорю с тобой, а заодно и с этими птичками. Всем собраться сюда. Сейчас я научу вас хорошему поведению. Все сюда! Быстрее!
Пленницы покорно становились вокруг Мари-Клэр. Она молчала, ожидая, пока сойдутся все, придала своей фигуре подчёркнутую неподвижность, и только кончик хлыста чуть заметно вздрагивал, выдавая напряжение руки.