Сбегавшая с гор неширокая речушка с переброшенными через неё живописными мостами делила город на две половины.
На улицах ещё сохранились следы агонии гитлеровского режима.
Главная улица пестрела вывесками. Высокие желточерные заправочные колонки попадались на каждом углу. В своё время нефтяные фирмы не поскупились на рекламу и всячески старались придать этим колонкам привлекательный вид. Но краска на них давно уже облупилась, и железо покрылось ржавчиной. Паника, неодолимый ужас нацистов перед наступающими советскими войсками, шпиономания, наконец, боязнь гитлеровских чиновников, как бы сами немцы не рассчитались с ними в последнюю минуту, — всё это нашло своё отражение в надписях, листовках и объявлениях, оставшихся на стенах домов. Здесь ещё можно было прочитать последние лживые сводки главной квартиры Гитлера и увидеть плакаты с исступлёнными призывами соблюдать абсолютное спокойствие. Почти на каждой стене виднелась большая чёрная фигура человека в низко надвинутой на глаза шляпе, с пальцем, предостерегающе прижатым к губам. Под рисунком надпись: «Тсс! Враг подслушивает!».
Груды бесформенных развалин и иссечённые осколками стволы старых клёнов и лип напоминали о страшной бомбёжке, которой подвергли Дорнау американские самолёты в последние дни войны. Этот налёт не вызывался соображениями стратегического порядка. Находившаяся в городе фабрика синтетического волокна когда-то конкурировала на мировом рынке с продукцией американского концерна Дюпон. Вот почему уже после того, как красное знамя победы взвилось над рейхстагом и в Берлине царила тишина, большое соединение «летающих крепостей» старательно бомбило Дорнау, стремясь разрушить фабрику: здесь не было никакой концентрации войск. Но Дюпон платил хорошо — немецкие нейлоновые чулки теперь не скоро появятся в продаже.
На следующее же утро после того, как ушла бригада, капитан Соколов занялся детальным изучением Дорнау. Ведь, собственно говоря, поле его новой деятельности — не за письменным столом в комендатуре, а именно здесь, среди жителей этого небольшого аккуратного города.
Капитан начал с того, что окинул взглядом старинный замок, прошёлся по главной улице и посидел на берегу речушки, в том самом месте, где, если верить преданию, любил сиживать Гёте. Но не красота горной речушки и не старинные легенды, связанные с заброшенным замком, интересовали Соколова. Ему хотелось присмотреться к людям.
В те дни появление советского офицера на улицах немецкого города ещё вызывало у прохожих острый интерес. Соколов всё время ощущал на себе любопытные взгляды горожан.
«Пожалуй, лучше бы для такой прогулки переодеться в штатское», — подумал Соколов.
И всё же, несмотря на какую-то невидимую преграду, как бы отделявшую капитана от местных жителей, он начинал привыкать к городу, вживался в него, старался уяснить себе особенности здешней жизни.
Самые разнообразные люди встречались ему на улицах. Стремительное наступление советских войск спутало расчёты множества беженцев, застрявших в Дорнау, привело сюда окрестных ополченцев, незадолго до поражения призванных в фольксштурм, наконец, заставило осесть здесь всякий иной народ, по разным причинам оказавшийся в дни разгрома на дорогах Германии и застигнутый военной катастрофой вдали от дома. Сейчас все эти люди либо собирались двинуться на старые места, либо пытались обосноваться в городе.
Ещё в юные годы капитан всячески стремился развить в себе наблюдательность и умение проникнуть в суть увиденного. Он, например, любил определять профессию или даже биографию незнакомых людей, основываясь лишь на их внешнем облике. Далеко не всегда Соколову удавалось проверить подобные догадки, но не раз он испытывал истинную радость, убеждаясь в правильности своих предположений.
И теперь, проходя по улицам Дорнау, капитан пытался распознать попадавшихся ему навстречу немцев.
Вот, боязливо озираясь по сторонам, идёт пожилой человек в кепке военного образца. За плечами у него солдатский рюкзак. Тут, пожалуй, и гадать нечего: очевидно, это фольксштурмист. Вероятно, он при первой же возможности просто-напросто удрал из отряда и сейчас возвращается домой, ещё не веря тому, что благополучно унёс ноги.
За ним, сторонясь и подобострастно заглядывая в глаза русскому капитану, проходит немец в потёртой шляпе. Трудно сразу определить его профессию. Это, возможно, парикмахер, но может быть и кельнер: так заученно округлы его движения.