Со дня возвращения своих братьев Флэйм, похоже, пребывала в таком же мрачном настроении, как и он сам. Раны ее зажили, но все равно она выглядела хмурой и недовольной, все время проводя в бешеной скачке по окрестным холмам и возвращаясь поздно вечером, а то и к рассвету. Подумав о своей сестре, Диллон неожиданно вспомнил, что не видел ее за столом. Он покачал головой. Разве может он винить ее за то, что она не приходит к общей трапезе, когда сам он поступает точно так же?
Он положил вышивку на стол и подошел к камину. Подбросив в огонь еще одно полено, он постоял, облокотившись на каминную полку и наблюдая, как языки пламени лижут темную древесину.
Как вынести ему долгие дни и ночи, бесконечно долгие годы без горячо любимой Леоноры? Сможет ли он забыть о боли, терзающей его сердце и душу, и найти в себе силы жить?
Темные, мрачные мысли одолевали его, а потому и не обратил внимания на громкий стук в дверь.
– Нет, мистрис Маккэллум. Мне по-прежнему нe хочется есть. Оставьте меня.
Стук раздался во второй раз, собаки вскочили принялись скулить и повизгивать. Сквозь закрытую дверь послышался приглушенный голос Флэйм:
– Я долго ехала верхом и устала, Диллон, так что открывай скорее.
– Уйди, Флэйм. У меня сейчас нет настроения спорить.
– У меня тоже. Отпирай. – И она застучала с новой силой.
Диллон быстро пересек комнату и распахнул дверь.
– Неужели ты ничуть не уважаешь мое желание побыть одному?
– Ни капельки.
Улыбка, игравшая на ее губах, казалась такой дерзкой, что он почувствовал отвращение к чужой радости и резко отвернулся со словами:
– Ты просто бессердечная плутовка.
– Да, а ты – глупец, Диллон Кэмпбелл, – ответила она ему в спину. – Но надо же кому-то окупить твою вину.
Он тупо уставился в огонь.
– Что за ерунду ты городишь?
– Увидишь… – вполголоса произнесла Флэйм и выскользнула из комнаты.
Он обернулся, намереваясь запереть дверь и предотвратить новое вторжение.
И застыл, заметив представшее на пороге комнаты видение. Девушка откинула капюшон подбитого мехом горностая плаща, и по плечам рассыпались густые черные волосы. На щеках ее играл румянец, напоминавший цветом спелые яблоки. Казалось, она только что сошла с коня.
– Леонора. – Высокий и прямой, он стоял, опасаясь пошевелиться, боясь, что прелестное видение исчезнет. – Ты действительно здесь?
– Да. – Она шагнула к нему, и широкая юбка алого атласа мягко колыхнулась вокруг ее стройных ног.
– И ты не приснилась, не пригрезилась мне?
– Нет, Диллон. Я не видение. – Она приблизилась еще на шаг и дотронулась до него рукой. – Я самая настоящая.
– Но тогда как же… – Он запнулся и начал снова: – Как же ты оказалась здесь?
– Меня привезла Флэйм. Она сказала, что боится за тебя, Диллон. Боится, что твое бедное сердце навсегда разбито.
– Она сказала тебе правду, ибо и сам я боялся того же. С того дня, как я вернулся, воспоминания о твоем пребывании в Кинлох-хаусе преследуют меня. Везде, куда бы я ни глянул, мне видишься ты. Даже во сне мне некуда бежать и негде укрыться от этой боли. Я чувствую себя потерянным, все опостылело мне, даже жизнь.
– Да, – прошептала она. – Со мной было то же самое. О, любовь моя, что же нам делать?
– Что нам делать? – Он крепко прижал руки к бокам, опасаясь прикоснуться к ней. Ибо, если он посмеет это сделать, назад дороги не будет. – Если ты откажешься от своей страны и будешь жить здесь, со мной, сердце твоего отца навсегда будет разбито.
– Но, если я этого не сделаю, Диллон, разобьется мое сердце.
Ее слова, которые она произнесла так просто, оглушили его.
– И ты готова оставить ради меня дом своего отца? Дом, где ты родилась?
– Разве не так поступают все женщины с незапамятных времен, любимый мой? Ведь это же так естественно – принять все, что тебе дорого, и полюбить это.
Он прикоснулся ладонью к ее щеке, но в ту же секунду отдернул руку.
– Я не в силах ждать одобрения твоего короля или же благословения твоего отца, Леонора. Я не могу думать о том, что мне придется вновь отдать тебя назад, в Англию, пока не будут сделаны все надлежащие приготовления. Я требую, чтобы мы немедленно обвенчались.
Диллон произнес это столь суровым тоном, что она постаралась не рассмеяться.
– Именно этого я и добиваюсь, милорд.
– Ты действительно все тщательно обдумала?
– Очень тщательно.
Он глубоко вздохнул, чувствуя, как нарастает в нем волнение страсти, грозя немедленно поглотить его.
– Ах, моя возлюбленная Леонора! А я уже решил, что моим мечтам никогда не суждено сбыться. А теперь… – Он взял в ладони ее прекрасное лицо, запечатлев поцелуй на ее устах.
И тотчас же волна жара взметнулась между ними, и он обнял ее так крепко, словно боялся, что она снова исчезнет.
Он целовал ее все неистовее, и Леонора прошептала:
– Нам надо уведомить отца Ансельма о том, что мы просим его немедленно обвенчать нас.
– Нет. – Леонора отпрянула в сторону, но он снова привлек ее к себе, осыпая ее лицо поцелуями. – Завтра у нас будет достаточно времени отправиться на поиски святого отца. – Он опустился на колени, и она легко опустилась рядом с ним. – А на этот вечер, любовь моя, у меня совсем другие планы.
Блаженно вздохнув, она отдалась наслаждениям любви. Любовь… Она переполняла ее сердце, ее душу. И не надо было задаваться вопросом о том, как или когда это произошло. Она знает лишь, что будет любить этого неотесанного дикаря всю свою жизнь. И за порогом жизни – тоже…
Эпилог
– Только что прибыл всадник с посланием от твоего отца.
Диллон поспешил в свои комнаты и остановился на пороге, наслаждаясь картиной: его жена, сидевшая в кресле у камина, подносила к груди новорожденного младенца.
Диллон пересек комнату, встал на колени рядом с ними, почти благоговейно поднял руку и погладил крохотную круглую головку, покрытую густыми темно-рыжими волосиками.
Леонора улыбнулась, и Диллон внезапно вспомнил изображение Мадонны с младенцем в часовне отца Ансельма.
– Прочитать послание?
– Да.
Он развернул свиток пергамента и рассмеялся.
– Здесь говорится, что твой любящий отец прибудет к нам в ближайшие две недели, дабы приветствовать Модрика Алека Уолтема Кэмпбелла, своего новорожденного внука. Он посылает нам приветы и пишет, что привезет множество даров от благодарного короля. Твой отец говорит, что с нетерпением ожидает приезда к нам и надеется пробыть у нас довольно долго.
– Я рада, что на просторы нашего Нагорья пришло, наконец, лето, – сказала Леонора. – Мне бы хотелось, чтобы мой отец увидел этот край во всей красе и полюбил его, как люблю эту землю я.
Диллон улыбнулся, услышав, как она проговорила «наше Нагорье». Вновь и вновь он благодарил судьбу за такой щедрый и драгоценный дар. Мальчик, лишенный семьи и родного дома, воспитанный монахами, никогда и не мечтал о подобном счастье. Его сердце жаждало лишь справедливости, но сверх нее обрело так много… Теперь у него был свой собственный дом в самом сердце этой гордой, свободолюбивой страны. Клан, который доверял своему предводителю и платил ему искренней преданностью и уважением. Он обрел семью и друзей, которые любили его не менее нежно, чем он их. И, что было превыше всего, он обрел эту женщину, которая подарила ему самый дорогой дар – сына, названного в честь отца, с мученической смерти которого началась эта долгая, полная приключений история. Эта женщина нашла в себе силы оставить свою страну и полюбить все, что дорого ему самому. Она завладела его сердцем и душой и наполнила его жизнь такой любовью, которой не страшно время. Любви этой суждено жить вечно – она не исчезнет и за порогом могилы.