Жесткий правительственный контроль устанавливался и в духовной сфере. В Офире за нравами и религией наблюдала полиция. Сами священники служили в полиции и носили форму офицеров. Обязательной считалась еженедельная молитва в храме. Богохульство тяжко каралось. Уличенный в этом преступлении лишался своих должностей, имение его и он сам отдавались под опеку, дети отымались от
67
воспитания. Если к тому же обвиняемый упорствовал в своем заблуждении, он, "яко бешенный", подвергался заключению и оставался там, "дондеже исправится и принесет публичное признание в безумии своем". Священнослужители вмешивались в семейные отношения, контролировали нравственность супругов. Строжайше запрещались не только многоженство и сожительство, но и разводы. "Виновная" сторона предавалась осуждению и изолировалась от общества. Офиряне не изучали ни литературы, ни философии, ни даже теологии - все необходимое в смысле духовности и идеалов им доставляло государство. Благодаря этому пресекались плевелы разномыслии и соблазнов. Офирская система поощряла лишь технические усовершенствования, умножавшие материальное благо. Щербатовская утопия несла на себе все черты феодально-полицейского государства, предвосхищая в этом отношении мрачные реалии "казарменного" социализма.
Стихия Щербатова - яростная, неудержимая критика, которая по своей глубине, прозорливости намного превосходила его позитивные политические построения [И.А. Федосов]. Эту раздвоенность сознания, разобщенность между сатирой и предвидением он передал своему знаменитому внуку - П.Я. Чаадаеву.
в) Радикально-демократическое направление. У истоков русского радикализма стоял А.Н. Радищев (1749-1802), благородный и искренний мыслитель, создатель замечательной оды "Вольность" и "зловредной" (по характеристике Екатерины II) книги "Путешествие из Петербурга в Москву" (1790). Сопоставляя. Радищева со Щербатовым, Герцен писал: "Князь Щербатов и А. Радищев представляют собой два крайних воззрения на Россию времен Екатерины. Печальные часовые у двух разных дверей, они, как Янус, глядят в противоположные стороны". Радищев сам сознавал свою роль революционного первопроходца, и "любопыствующему узнать о нем" оставил мужественное стихотворное послание.
Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? -
Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Дорогу проложить, где не бывало следу,
Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах,
Чувствительным сердцам и истине я в страх
В острог Илимский еду.
Радищев попал в илимскую ссылку за издание "Путешествия". Хотя издание было тайным, полиция по приказу Екатерины II быстро открыла имя писателя. Императрица штудировала книгу с пером в руках. "Тут царям достается крупно"; "сочинитель не любит царей и, где может к ним убавить любовь и почтение, тут жадно прицепляется с редкой смелостию"; "царям грозится плахою"; "помещиков сочинитель казнит"; "надежду полагает на бунт от мужиков" - писала она, отчеркивая в книге "места сильнейшие". Ее испугала ярая враждебность автора к монархам, и она сама определила ему меру наказания:
68
смертная казнь, которая затем была заменена на десятилетнюю ссылку. В Сибири Радищев пробыл около шести лет, и после смерти Екатерины получил разрешение вернуться назад и жить в своей деревне. При Александре I ему было дозволено поселиться в столице и даже участвовать в работе правительственной комиссии по составлению Свода законов. Но не умея примириться с существующей действительностью, чуждый ей до самых корней, он в один из моментов трагического отчаяния покончил жизнь самоубийством.
Впервые свою антимонархическую программу Радищев сформулировал в примечаниях к переведенной им книге Г. Мабли "Размышления о греческой истории или о причинах благоденствия и несчастия греков". Одно из них, самое важное, гласило: