— Думает он! — возмутилась Айви. — Ну да, знаю я эту историю. И что с того?
— Ты мне вот что скажи, — Адам поднял на нее взгляд, и Айви невольно поежилась: такой строгостью, такой усталой взрослостью веяло сейчас от облика парнишки, так не похож он был на себя такого, к которому она успела привыкнуть. — Почему все-таки ты согласилась идти со мной? Ты лучше нас всех знаешь, что эта затея — однозначно самоубийство. Причем далеко не быстрый и не безболезненный способ свести счеты с жизнью. И в искренность желания помочь несчастным жителям Ветошей я, уж извини, в твоем случае не верю ни капельки. Так зачем?..
Айви слезла со стола и отошла на пару шагов. Обхватила себя руками, медленно вдохнула и выдохнула, собираясь с мыслями.
Признаться или промолчать? И если признаться, то во всём ли? До конца?
— Я давно мечтала туда залезть, — наконец сказала она. Сложно, ох как сложно говорить об этом вслух — с кем-то, кроме себя самой. Наверно, все-таки не получится честно рассказать всё. Не сейчас.
— Зачем? — простой констатацией факта Адам, ясное дело, не удовлетворился.
— Да какая тебе разница? Любопытная я, — сделала Айви последнюю попытку отвязаться от допроса.
— Я собираюсь полезть в чертов ад с двумя незнакомыми людьми, — жестко сказал Адам. — Я хочу быть уверен, что вам можно доверять. Что вы не чокнутые самоубийцы. Что у вас есть хоть какие-то рациональные мотивы для того, чтобы полезть в этот чёртов ад вместе со мной.
— Это надо понимать так, что у тебя такие мотивы имеются? — Айви крутнулась на месте и уставилась на Адама.
— Конечно. И я тебе о них расскажу. Но сейчас — жду объяснений от тебя.
Айви хотела возмутиться — да что он себе позволяет, в конце-то концов! — но осеклась, буквально наколовшись на острый взгляд парня, как конник — на вражеское копьё на полном скаку.
— Моя мама… — начала она и сглотнула. Как же тяжело выталкивать из себя эти слова, застрявшие где-то за грудиной вместе с комком давным-давно заледеневших слёз! — Моя мама была археологом. И она пропала в Катакомбах. Она была в составе одной из двух вернувшихся экспедиций. Но не вернулась…
— Я подозревал что-то в этом роде, — тихо сказал Адам. — Прости, что заставил тебя вспомнить. Но это было необходимо.
— Понимаю, — Айви отошла к окну, коснулась холодного стекла кончиками пальцев.
— Ты читала отчет той экспедиции, да?
— Да… Читала. И даже скопировала, — только бы он не начал задавать вопросы о том, где и как ей удалось это сделать! Рассказать всё до конца у нее не хватит сил. Только не сейчас. Только не здесь. Когда за ними закроется створ Шлюза, настанет время для таких тайн. Но не раньше.
Адам, однако, обратил внимание совсем на другое.
— Там была и карта, верно?
— Да. Карта подземелий, известных на тот момент. Понимаешь, что это значит?
— Понимаю. Но нам этого хватит. Я уверен, что ход, который нам нужен, идет не ниже пятого слоя.
— Пятого! Ты хоть понимаешь, какая это глубина?
— Приблизительно, — Адам легкомысленно пожал плечами. — Но я еще и то понимаю, что абсолютно безразлично, на каком уровне ты окажешься. Смерть там везде одинаковая.
— Тут ты прав, — усмехнулась Айви. — А что насчет тебя? Твоя очередь. Твои резоны.
— Мы еще с тобой не разобрались, — поднял палец Адам. — Ты сказала, что у тебя в Катакомбах погибла мать. И что? Зачем тебе повторять ее судьбу? Ты ведь не надеешься найти там ее тело и похоронить? Или вообще найти ее живой? Потому что это я уж точно сочту симптомом… сама понимаешь чего.
— Издеваешься? — Айви обернулась. — Конечно, я не надеюсь найти там… Ничего. Просто… Тут много всякого, Адам, так с ходу и не объяснишь всё сразу… Коротко говоря — мне всё равно, умру я или выживу. Как-то так. И если уж умирать — пусть это будет… поинтереснее, чем… — она замолчала.
— Понимаю, — неожиданно отозвался Адам. — Вообще-то о себе я хотел сказать примерно то же самое. Причин не дорожить жизнью может быть много. Но в конечном итоге всё сводится к одному — плевать, буду я жить или умру. А если умирать — то как-нибудь небанально. Можно считать это безумием. А можно назвать последней попыткой сохранить человеческий разум.
— А ты интересно рассуждаешь, — Айви снова вернулась к столу и уселась на его край. — Вот сейчас у меня такое ощущение, что ты старше меня лет на десять. Тебе сколько лет вообще?
— Двадцать один.
— А выглядишь еще младше.
— Ростом не вышел, — усмехнулся Адам.
— Поведением, скорее, — съехидничала Айви.
— Но всё дело в опыте. В жизненном, черт его дери, опыте. А у меня его побольше, чем положено в моем возрасте. Ты хоть догадываешься, скольких людей я самолично умертвил? — Адам выделил интонацией слово «людей», и у Айви по позвоночнику прошел холодок. Огневик из отряда зачистки…
— Не надо об этом, — она поежилась и нервно хмыкнула, — мне с тобой еще ночевать в одной комнате.
— Не переживай, маньяком я так и не стал, — невесело усмехнулся Адам. — Но и нормальным после такого остаться… Вряд ли удалось бы, сама понимаешь.
— Так в этом причина… того, что тебе стало наплевать на свою жизнь?
— И в этом, — Адам кивнул и снова открыл книгу. — И в том, что я знаю. И с чем вынужден жить.
— Ты расскажешь? Или… еще рано?
— Расскажу, сколько смогу. Я ведь очень старался всё это забыть. Поводов для того, чтобы свихнуться от страха, и так было предостаточно.
— И что ты такого знаешь?
— Мама с детства состоит… состояла в общине Священного Сосуда. И в последние годы занимала достаточно высокий пост при храме. И, соответственно, имела доступ к кое-каким секретам… — Адам говорил словно через силу, толкая из себя слова, как круглые валуны вверх по склону. — Она… говорила во сне. Ей было страшно, и она… Она хотела уйти. Но ее не отпускали.
— Ты хочешь сказать… — Айви даже не стала продолжать фразу. Она мгновенно поняла, о чем он говорит.
— Церковь — это группировка похуже Факельщиков, — горько сказал Адам. — Только они действуют скрытно, и никто даже не подозревает. По сравнению с ними мои бывшие товарищи по оружию — прямо-таки порядочные люди. Священный Сосуд… Да, ты веришь в Незримых?
— Не знаю, — растерялась Айви. — Я как-то не думала об этом…
— Странно, — Адам покачал головой. — И я тебе не верю. Все думают о боге. Все определяют для себя, есть он или нет — не на самом деле, а конкретно для них.
— Мне и без бога было над чем подумать, — отрезала Айви.
— Ну ладно, дело твоё. Не хочешь — не говори. А я вот знаю… Незримые существуют. И то, что они передают нам через Сосуд — вовсе не для нашей пользы, как подумал преподобный Милфорд. Вот и всё.
— А что они передают?.. — Айви отчаянно хотелось прекратить этот разговор, но она не могла, просто не могла. Знание, которое она столько лет пыталась изгнать из головы, выкарабкивалось наружу, разрывая мозг острыми ядовитыми когтями.
— Они над нами эксперименты ставят, — просто сказал Адам. — И когда я об этом узнал, я захотел умереть. Не хочу я быть подопытным… А теперь у нас весь город — чьи-то подопытные. И друг у друга, и у Незримых.
— Ребакт?..
Адам печально кивнул.
— И террум, которым младенцев прививают. Все, все люди — их лабораторные крысы…
Айви встала и как в тумане прошлась по комнате.
— Так вот почему… — ошеломленно сказала она.
— Что — почему?
— Мама наотрез отказалась ставить мне прививку. И ребакт никогда мне не давала… А отец… Погоди-ка! — она вдруг застыла на месте, странно скрючив руки, словно готовилась вцепиться кому-то в глотку. — Он ведь… Он не заставлял ее! Как это понимать?
— А что — отец? — осторожно спросил Адам.
— Неважно, — Айви расслабилась. — Так, одну загадку я в свое время упустила из виду. Ну что ж, теперь выясню. Хорошо, что ты об этом заговорил, спасибо тебе. Ты мне очень помог. Наверно.
— Ну… Я рад, — сказал явно озадаченный Адам. — А кто твой отец? Он жив?